Mari d’elle. Антон Чехов

широко открывает глаза: в передней раздается резкий, отрывистый звонок. Не проходит и десяти секунд, как дребезжит другой звонок, третий. Отворяется шумно дверь и в переднюю, стуча ногами, как лошадь, отдуваясь от холода и фыркая, кто-то входит.

      – Чёрт возьми, некуда шубу повесить! – слышит артистка хриплый бас. – Известная артистка, посмотришь! Получает пять тысяч в год, а не может себе порядочной вешалки завести!

      «Муж… – морщится певица. – И, кажется, привел с собой ночевать одного из своих приятелей… Противно!»

      Пропал покой. Когда в передней утихают громкое сморканье и установка калош, певица слышит в своей спальной осторожные шаги… Это вошел ее муж, mari d’elle, Денис Петрович Никиткин. От него несет холодом и запахом коньяка. Он долго ходит по спальной, тяжело дышит и, натыкаясь в потемках на стулья, чего-то ищет…

      – Ну, чего тебе? – стонет певица, когда ей надоедает эта возня. – Ты меня разбудил.

      – Я, душенька, спички ищу. Ты… ты, стало быть, не спишь? А я тебе поклон принес. Кланяется тебе этот… как его?.. рыжий, что постоянно тебе букеты подносит. Загвоздкин… Сейчас только что у него был.

      – Зачем ты у него был?

      – Да так… Посидели, потолковали… выпили. Как хочешь, Натали, а не нравится мне этот субъект. Ужасно не нравится! Такой болван, каких мало. Богач, капиталист, тысяч шестьсот имеет, а нисколько в нем этого не заметно. Для него деньги, что псу редька. И сам не трескает и другим не дает. Надо капитал в оборот пускать, а он за него держится, расстаться боится… А что толку в лежачем капитале? Лежачий капитал – это та же трава.

      Mari d’elle нащупывает край кровати и, отдуваясь, садится у ног жены.