© Игорь Станович, 2016
ISBN 978-5-4483-3332-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Я всегда с юмором и даже издёвкой относился к слову «ПИСАТЕЛЬ», особенно в тех случаях, когда люди сами себя так называют. И четко соблюдал подслушанный от кого-то из них постулат, что ежели можешь не писать, то лучше и не пиши. Это было странное, пограничное время на стыке формаций. Тревожное, мутное и многообещающее. СССР был ещё «скорее жив», но уже в крайней стадии болезни. В последней части этой крайней стадии, как при алкоголизме, за которой следует либо кончина, либо госпитализация в психиатрическое отделение со строгим надзором. Потому что больной за себя не в ответе и натворить может всё что угодно. Некое подобие больнички и получилось из когда-то целой страны. На неё навалились всем миром и трогательно подложили под «вечные ценности» недавно чуждого нам образа жизни со всеми его атрибутами, начиная от рыночной экономики и бога по имени ДОЛЛАР, заканчивая прагматикой отношений в стиле «я начальник – ты дурак, ты, начальник, зарплату прибавь…». Однако понятие дружбы ещё не развилось до западного «хав ар ю, май френд» и соцсетишного «зафрендиться» с тысячами таких же «общающихся» «бро». Слово «друг» имело иное, менее «фастфудное» и попсовое значение. Будучи на заре этих времён «простым читателем», я открывал книгу и пытался понять: человек, решившийся изложить на бумаге свою историю, действительно руководствовался этим правилом и не мог не выразить свои мысли на бумаге? Или преследовал ещё какие-нибудь цели, интересы? Читателей тогда было значительно больше, нежели писателей, о чём нельзя сказать в наше время. Это были странные люди, одержимые жаждой книгодобычи любыми доступными методами, в том числе и сдачей во вторсырье макулатуры, за двадцать килограмм которой давали талон на приобретение убогого шедевра западной литературы типа «Женщины в белом». Читать (иметь) книги было модно. Но не у каждого изыскание книги предусматривало обязательность её прочтения. Иметь в своей библиотеке «макулатурный» томик было престижно. Престижность обладания собственной библиотекой доходила до маразма, выпускались даже книжные полки, имитирующие целые собрания сочинений с картонными корешками литературных томиков. За этими корешками находилось полезное пространство, где можно было хранить вещи, заначки денег и бухла. Литература и водка, а чаще портвейн были неотделимы друг от друга. Трезвенник, разбирающийся в литературе, вызывал в лучшем случае недоумение и удивление. В худшем – подозрение в принадлежности к органам. А за найденную у вас распечатку «Одного дня Ивана Денисовича» могли дать восемь лет тюрьмы. Печатные машинки продавались только по предъявлении справки из милиции с последующей постановкой на учёт как множительное устройство (пардон, это было немного раньше). Супермаркетов не было, тогда они назывались магазинами «Продукты», а те, что побольше, – гастрономами. Бутики – магазины «Одежда» или «Галантерея». Купить в них что-либо получалось лишь при наличии у вас знакомых среди работников торговли или при большом везении оказаться в данном месте в данный момент, то есть в тот, когда продавцам необходимо было что-то выбросить в свободную продажу, ибо за ними существовал надзор. А пускать «на сторону» весь товар, был риск спалиться. Престижность профессии ПРОДАВЕЦ достигала огромных высот. Слово «олигарх» ещё не вошло в наш лексикон, но те, кто через пару десятков лет будет именоваться сим гордым званием, уже начали формироваться как «акулы капитализма» под более скромным понятием – «фарцовщики». Народ курил «овальные» сигареты «Прима» за четырнадцать копеек пачка. И «Дымок» за шестнадцать, которые были покруглее. Вероятно, за дизайн стоившие дороже на две копейки. Люди посостоятельнее употребляли «Пегас» и «Яву» в мягкой пачке за тридцать копеек. Совсем богатые – «Яву» в твёрдой за сорок. А достававшиеся по блату «АПОЛЛОН-СОЮЗ» оценивались безумно дорого у спекулянтов – по рублю. Кстати, две копейки тогда были деньгами. Их даже откладывали в отдельный карман, потому что, опустив двушку в телефонный аппарат, можно было один раз позвонить без лимита времени, «… просто так, для общения…». Таксофоны на улице имелись двух видов. Старые, куда двушка проваливалась, и при определённой ловкости её можно было вернуть, резко ударив по рычажку, на который вешалась трубка. А также новые, куда монета вкладывалась и проваливалась в том случае, если на другом конце брали трубку. Такой был более универсальным и мог проглотить две монеты по одной копейке. Умельцы зубными свёрлами от бормашины просверливали в них дырочку и привязывали тонкую леску, за которую можно было вытянуть денежку обратно. Единый проездной на все виды транспорта на месяц стоил шесть рублей (!). А турникеты метро пропускали пассажира за пятак, солидную, большую и тяжёлую монету, которая также ныкалась в отдельный карман на чёрные дни. Кружка пива в «стоячках» наливалась из автомата с народным прозвищем «корова» и стоила двадцать две копейки. Для забористости её «женили» с полтинником водки, доливая втихаря из спрятанной в кармане чекушки. Портвейн «Сахра», «777», «Агдам», жуткое яблочное пойло с символичным названием «Лучистое», которое в народе называли коньяк «Три червя», был уделом студентов