Амьюрт
Он смотрит не на меня, а куда-то сквозь меня. Он. Даже не знаю его имени. По документам он числился как Адамс, но на самом деле его могут звать как угодно, если его вообще как-нибудь зовут.
– А вы молодец.
Даже не вздрагиваю от его голоса. Сжимаю кольт. Шажочками-шажочками подбираюсь к порталу.
Адамс (Адамс?) повторяет:
– А вы молодец.
Молчу.
– Знаете… только половина осужденных догадались, что коридор замкнут сам на себя. В кольцо.
Пожимаю плечами.
– И только четверть догадались, что тюрьма не делится на этажи. Один этаж переходит в другой… по спирали.
– Нетрудно было понять.
Делаю еще шаг к порталу. Жду, когда он откроется.
– А знаете, сколько человек догадались, что здесь нет ни первого, ни последнего этажа, нет ни подвала, ни крыши, вереница этажей замкнута в кольцо?
– Гхм… мало таких умных.
– Пять процентов. А сколько человек пытались вылезти в окна?
– Процента три… тьфу, что я говорю, все это сделать пытались…
– …и попадали снова в коридор, хотя только что за окном была улица. А сколько пронюхали, что дом замкнут сам на себя в четвертом измерении?
– А вот здесь уже точно процента три.
– Не угадали. Только вы один. И про порталы узнали только вы.
Настораживаюсь. Сжимаю кольт. Ты мне зубы-то не заговаривай, не на того напал…
– Вы мне вот что скажите… вы зачем вернулись? Туда, в тюрьму?
– Ну… других людей хотел увести…
– Не получилось?
Киваю:
– Не поверили.
– Бывает. Что вы хотели… люди, они такие. Так что вы молодец…
Жду, когда откроется портал. Время идет медленно. Ужасно медленно.
– Вы только одного не учли. Тюрьма замкнута в четырех измерениях, да… но есть и еще одно измерение… время.
Хочу спросить, что он имеет в виду.
Не спрашиваю.
Понимаю.
Обреченно бросаю кольт.
Минутная стрелка прыгает на двенад…
…цать. Просыпаюсь.
Оглядываю белые стены.
Спрашиваю себя, как я сюда попал.
Луна, рассказанная вкратце
Луна рассказывает вкратце,
Как никнут белые цветы —
Как важно к очагу добраться
До наступленья темноты.
Я иду по темному ночному лесу.
Я иду домой.
У меня есть дом. Повторяю эту фразу, пробую на языке – у-ме-ня-есть-дом. Очень сладкие слова, как ванильные пончики с корицей.
У меня есть дом. Дом, который был у меня всегда, даже когда мне было всего-ничего, лет пять или шесть. Дом, который не достался мне в наследство от тетушки или дядюшки, дом, который никто не покупал, и, как мне казалось, никто не строил. Он просто… был.
Когда я просыпался среди ночи и подбегал к окну, я сразу видел огни моего дома за деревьями далеко-далеко в лесу. Я поднимал оконную раму и спускался по пожарной лестнице – меня ждал лес, полный опасностей и приключений.
Но я знал, что со мной ничего не случится.
Совсем ничего.
Потому что огни дома (моего дома!) освещали мне путь. Я бежал к дому – мимо столетних дубов, мимо грозно ухающих сов, мимо каких-то колдунов и драконов, по шаткому мостику – и деревья расступались передо мной, и дом (мой дом!) встречал меня, приветливо открывал двери.
И я сидел в доме (в своем доме!) у горячего камина, кутался в плед…
Успеем в двери постучаться,
Где в очаге хрустят дрова
В тот час, когда стемнеет в чаще,
И трижды прокричит сова.
…а потом просыпался. В доме. Не в своем доме, а в доме родителей, и начинался новый день…
Пару раз я рассказывал родителям о свих ночных приключениях – они не верили, считали это детскими фантазиями. Я тоже так считал – позже, когда мне было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, нужное подчеркнуть, и когда кто-нибудь из бесчисленных тетушек начинал вспоминать, а вот наш Черри в детстве выдумывал себе дом в лесу, я возмущался, с пеной у рта доказывал, не было такого, не было, не было, не было. Мне было стыдно за мое детство, мне хотелось выглядеть взрослым, ужасно-ужасно взрослым…
Не было дома – думали родители.
Не было дома – думал я.
А дом был.
Я понял это – когда убегал от тебя той ночью, когда ты преследовал меня, чтобы убить. Я не поверил себе, когда бежал по темному лесу, и впереди меня замерцал знакомый огонек знакомого дома. Мне показалось, я грежу, да