(братья Стругацкие, «За миллиард лет до конца света»)
…Варя, ты же сама говорила, что через двадцать лет пройдут по нашим улицам люди, не знающие страха.
(братья Вайнеры, «Эра милосердия»)
Самопожертвование следовало бы запретить законом. Оно развращает тех, кому приносят жертву. Они всегда сбиваются с пути.
(Оскар Уайльд, «Идеальный муж»)
Непривычно звучащее в наших краях имя досталось мне от отца. А ему от его отца, тому – от его, и так далее… Традиция.
Папа готовился держать очередной экзамен, когда началась Карельская заваруха. Явившись в штаб Оксфордского отделения Чрезвычайного международного оргкомитета (по делам защиты демократии), он – как человек образованный, без пяти минут магистр филологии – тут же получил звание унтера и был направлен на восточный фронт в составе интербригады; вскоре его, тяжело раненого в руку, вместе с прочими недееспособными переправляют в столицу, так как в полевых условиях ампутации проводить небезопасно, а тут иностранец всё-таки, большая ответственность… В госпитале он знакомится с будущей моей матерью, ординатором хирургического отделения; как говорится, это судьба…
Вероятно, и отец того же мнения: в Англию возвращаться он не спешит… Тем более что и ваш покорный слуга «на подходе», тяготы же переезда могут преждевременные роды вызвать… Да и зачем куда-то подрываться! От добра добра не ищут: отцу – как герою-фронтовику – положили пенсию, дали квартиру… Кружевные занавесочки, горшки с рассадой… Население настроено более чем дружелюбно, культура, природа, климат – всё скромное и ненавязчивое… К тому же, Россия успела капитулировать, ЧМО распущен, ибо над головою мирное небо, и ничто не предвещает новой беды…
Да уж… Видать, напрасно не добили зверя в его логове… Но кто же знал, что это выйдет столь роковым боком?!.. Так или иначе, впереди была – настоящая война, но тогда никто ещё об этом не догадывался.
Поэтому детство моё не было омрачено ничем, кроме обычных для нежного возраста неприятностей – типа падения с качелей, хронической неуспеваемости по некоторым предметам и разных долгов, не возвращённых старшим товарищам в срок…
Да! Пора вспомнить о себе, любимом. Память возвращается ко мне бессистемно, мысли путаются…
* * *
С чего всё началось для меня? Может быть, прямо с окончания её, грядущей войны этой… Вернее, уже не грядущей, конечно, а, напротив, едва окончившейся. Священной Народной, как её потом окрестили… А может, с того дня, когда Сииво Лапин, наш любимый Главнокомандующий, объявил в еженедельном своём Обращении о первом послевоенном снижении розничных цен на товары народного потребления. Ибо – возрождается страна! – остраивается потихоньку… Плотники ладят свои стропила в тех местах, где стропильный некомплект ощущается особо остро; маляры степенно проходят мимо: здесь им пока ещё делать нечего, а вот кровельщики и печники – те на подхвате… Вот и у нас скоро будет новая квартира, краше прежней – и на том же самом месте, на Рауханкату… Вернее, была бы. Если б родителей не съели в сорок втором. (В Осаду ли? Так точно. Во городе Тампере, в самую эвакуацию, да…) Или если бы, к примеру, сохранилась та злосчастная бумажка, что подтверждала права наследования.
Ну ничего. Будет зато жильё у другой семьи, у каких-нибудь вполне приличных людей… У людей, думать о которых нет ни смысла, ни желания. Пусть им повезёт больше.
…Интересно, восстановят ли полузабытые лепные потолки, и, если восстановят, будут ли они такими же бессмысленно высокими? Восхитительно высокими! – и печка чтоб…
Всё это представлялось мне, как в тумане… и выходила почти объективная картина! – поскольку туман с момента первой контузии и по сей день является неотъемлемой составляющей моего мировосприятия. Тогда, в лазарете, они меня слегка отладили, но явно недостаточно… и, скажу честно, я не жалею: без вышеупомянутого тумана я, пожалуй, не смог бы оценить диковатой прелести той паутины происшествий и событий, о которой собираюсь поведать.
Но в то время, ныне давно минувшее, а тогда – удивительно достоверное! – сверкающее уцелевшими стёклами, неделю назад отскоблёнными от бумажных крестов… гремящее звонками вновь пущенных трамваев… пихающееся маленькими кулачками моей подружки Пилле… В то невозможное, неописуемое время я сильно переживал: все звуки доходили до меня, словно сквозь вату, предметы, проплывая перед глазами, оставляли за собою радужные очереди медленно тающих фантомов, – и я часто путался, пускался по ложному следу… За это меня соседские ребятишки дразнили, а некоторые мамаши, знаю, запрещали детям ко мне приближаться: дескать, кто его знает, вдруг это заразное… Обидно, конечно, хотя их можно понять. Но дело не в этом.
…Туман? Ах, да… Часто он содержал в себе голубей, – несущихся со скоростью курьерского поезда, со свистом