© Ulf Stark, 2004
© Мяэотс О. Н., перевод, 2013
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2015
– А я что говорю? – крикнул дед. – Объедаться не надо на ночь. Где это видано, чтоб в спальне лошади были?
Глава 1
Я становлюсь кровным братом
Бывают дни, от которых ждешь чего-то особенного.
Вот и этого дня мы ждали почти год. В окно класса светило солнце. Оно блестело веселыми бликами на наших приглаженных мокрыми расческами макушках и на красном яблоке, которое Анн-Кристин положила на учительский стол. Мы уже привели в порядок парты. Вот-вот начнутся летние каникулы. Жизнь казалась нам прекрасной, и хотелось думать только о хорошем.
О чем?
Ну, я вспоминал Классе, Пию, моего сварливого толстого дедушку. Запах крапивы. А еще думал о том, как здорово будет нырнуть в шелестящие волны, разбегающиеся от кораблей. Но тут мой приятель Перси хлопнул меня по плечу и сунул в руку смятую бумажку.
«Как начнется песня – линяем!» – было написано в записке.
Тем временем учительница подошла к фисгармонии и предложила:
– А теперь давайте споем.
Ее звали Мэрта Линдквист, она замещала нашу классную руководительницу. У нее были красные накрашенные губы, красные туфли и узкий красный пояс из настоящей пластмассы. При каждом движении ее желтое платье колыхалось, словно пшеничное поле на ветру. От учительницы пахло ландышами. А стоило ей улыбнуться, как и наши родители тоже заулыбались – такая у нее была заразительная улыбка.
– Давайте споем все вместе, – сказала она.
И заиграла самую красивую песню, какую знала, – «Когда поле колышется на ветру». Но я лишь слегка шевелил губами: не хотел портить всем настроение. Да и не я один. Многие тоже только рот открывали. А вот моя мама пела громко и с переливами.
Я подмигнул Перси: пора сваливать. Маме это, конечно, не понравится. Но чего она так распелась?
– Эй, куда это вы? – спросила учительница.
– Хотим поскорее начать каникулы – не можем больше ждать, – объяснил Перси.
– Хорошего вам лета! – пожелал я.
– И вам, – кивнула учительница. – До осени!
По пути к двери Перси прихватил со стола яблоко.
Мы промчались по коридору, распахнули школьную дверь, и нас тут же ослепило солнце, оглушил щебет невидимых птиц и обняло бескрайнее небо.
«Наконец-то дождался!» – обрадовался я.
Мы побежали к трамплину, уселись на самой верхотуре – там, где зимой прыгуны ждут своей очереди, чтобы слететь вниз на широких лыжах. Теплый ветерок гудел в перилах и трепал наши праздничные прически. Мы запихнули парадные галстуки в карманы брюк, сняли ботинки и носки: пусть и у пальцев ног начнутся каникулы.
Перочинным ножиком Перси разрезал яблоко, которое стянул в школе, пополам, точно, как мог. И большую половинку взял себе.
– Ну, какие планы на лето? – поинтересовался он.
– Поеду на остров. Я каждое лето туда езжу.
– И что ты там делаешь?
– Да всё что угодно. А у тебя какие планы?
Перси не ответил. Он наморщил лоб, выплюнул яблочные косточки, а потом отвернулся и стал смотреть на скотобойню. Что-то ему явно не давало покоя. Он провел пальцем по лезвию, словно проверяя, острое ли, и улыбнулся:
– Мы ведь тыщу лет друг дружку знаем, так?
– Так.
– Сколько уже набежало?
– Три года.
– Вот! Три года. Пора нам стать кровными братьями.
– А как это – кровными братьями? – спросил я.
И Перси растолковал мне, как.
– Мы должны порезать себе пальцы, а кровь смешать, – объяснил он. – Хорошо, что я прихватил с собой перочинный ножик.
Он отер грязное лезвие о брюки. И тут я вдруг вспомнил, как мне брали анализ крови. Приятного было мало.
– Это ты, конечно, здорово придумал. Но можно ведь и инфекцию занести, – засомневался я. – А от заражения крови умрешь в два счета.
Мой отец был зубным врачом, и я наслушался от него о всяких бактериях.
– Верно. Но если сперва раскалить лезвие на огне – ничего не будет.
Что я мог возразить? Перси всегда таскал в кармане спичечный коробок. Он чиркнул спичкой и подержал нож над пламенем, пока лезвие не почернело от копоти. А потом сделал узкий надрез – сначала на своем пальце, а потом на моем. Больно. Но и торжественно. Мне даже понравилось.
– Ну, дело сделано, – объявил Перси. – Теперь мы – кровные братья. Понимаешь, что это значит?
– Нет, – признался я.
– Это значит, что теперь