– Будь здесь, Сильвия. Мне надо проверить твоего брата.
Оставив малышку в холле, женщина быстро поднялась наверх. Там её встретила встревоженная гувернантка.
– Опять упал. Я его просила, чтобы он мне говорил о том, что ему достать, но он хотел сам и опять упал…
Женщина отстранила в сторону гувернантку и вошла в комнату. Мальчик сидел в кресле-каталке и мастерил одну из своих поделок. Подойдя к нему, она внимательно посмотрела на его лицо. На скуле виднелся ушиб.
– Я ослушался миссис Долли, мам, прости. Мне срочно была нужна отвёртка. Она была в другой комнате…
– Вы опять оставили его одного?!?
– Но мне пришлось выйти, я услышала звуки. Я думала, вы приехали… но видно… просто, вас давно не было. Простите, миссис Эдисон. Я постараюсь. больше так не поступать… В следующий раз я буду внимательней.
– Да уж, будьте любезны, миссис Долли. Жизнь и здоровье моего сына напрямую зависят от того, насколько хорошо вы выполняете свои обязанности.
Миссис Эдисон была явно раздражена халатностью гувернантки. И та, наконец, усвоила урок. Но Оливия Эдисон уже обдумывала какой день выбрать для визита в агентство по найму персонала. Её сын, Арчибальд, несмотря на инвалидность всегда был и остаётся гордостью семьи, в частности отца семейства – дипломата Альберта Эдисона, известного своими политическими взглядами и тем, что он мастерски разрулил ни один международный конфликт. Бывало, встречаясь с довольно страстными властями, Альберт Эдисон не раз рисковал своей жизнью. В случае, когда был безмятежный визит он брал с собой свою семью. На то у него был умысел. Если маленькая Сильвия чаще всего оставалась в Лондоне, то Арчибальд был всегда по правую руку от своего отца…
Комната в сдержанных серых и коричневых тонах указывала на умеренные потребности своего жильца. Хоть от роду ему тринадцать, за его плечами нелёгкая жизнь полная ярких приключений и ужасающих своими последствиями случайностей, таких как брюшной тиф, перенесённый им в раннем детстве и на остаток жизни, приковавший к инвалидному креслу. Его отец, в свою очередь, выполняя свои политические полномочия, изо всех сил старался найти способ исцелить своего сына.
Арчибальд, дабы облегчить отцовскую заботу о себе, неутомимо изучал иностранные языки. Делая ошеломительные успехи, он менял учителей раз в полгода, а чаще всего это были носители языка. Нередко, при хорошем самочувствии, он изучал два-три языка параллельно.
Отца не было дома уже долго. Шла третья неделя его поездки в Китай…
– Мам, а ты знаешь, для чего мне срочно была нужна отвёртка? – парень с напускной загадочностью посмотрел в родные глаза.
– Для чего, дорогой? – Оливия почувствовала, как тревога и гнев в её душе уступают место теплу и нежности.
– Вот для этого… – он взял с тумбы прибор с антенной и торжественно продемонстрировал его матери.
– Ну и что это? – улыбнулась Оливия.
– Это радиоприёмник. Первый, мною сделанный, и притом, он работает. Смотри.
Парень долго, чутко перебирал радиоволны, звучали разные языки. Наконец он остановился.
– Вот, послушай. Это китайский…
Речь диктора лилась непонятным потоком, для Оливии, но не для её сына. Выключив звук, он слово в слово повторил последнюю фразу диктора.
– Мам, ты знаешь, что он сказал? Перевожу – «Делегация из Великобритании, во главе с Альбертом Эдисоном, закончила посещение нашей страны и завтра утром вылетает Боингом …» Папа скоро будет дома! Ты рада, мам?
Оливия немного с грустью смотрела на ликующего сына. Ей до глубины души было обидно, что человек такого редкого интеллекта вынужден зависит от кресле-каталки и посторонней помощи вместо того, чтобы вести за собой людей, как это делает его отец. Тут её внимание привлекли окровавленные ногти сына.
– Так, подожди, Арчи. Конечно, я рада, что папа скоро будет дома. Подожди, прошу тебя. Что это у тебя с ногтями? Ты что их грыз? Притом так жестоко.
– Нет, мам, не грыз. Так ведь можно в кровь занести инфекцию и панариций заработать. – парень постарался спрятать кисти рук поглубже в плед, который укрывал его ноги.
– Так, а что тогда? – Оливия обернулась на сжатую от чувства вины гувернантку и одарила её испепеляющим взглядом. – Сколько раз я говорила, что ногти тебе подрезает миссис Долли. Не так ли, миссис Долли? Об этой обязанности вы не забыли?
– Извините, миссис Эдисон, но он сказал, что на руках сделает всё сам. Я обеспечила его стерильными ножницами и спиртом…
– Да, мам! Не ругай её. Это моя ответственность. Просто я взял слишком близко к коже, вот и поранился. Но я всё продезинфицировал.