«Гордеев, ты опять засиделся?» – голос Нины, пожилой секретарши, ворвался в тишину. Она стояла в дверях, поправляя очки на кончике носа. «Иди домой, уже девять вечера. Или ты думаешь, что мир спасёшь?»
Алексей улыбнулся, но улыбка вышла вымученной. «Кто-то же должен, Нина Петровна». Он кивнул на папку: «Вот, Светлана Ковалёва, мать-одиночка. Третий год ждёт квартиру. А её дело опять “зависло”».
Нина покачала головой. «Не лезь, куда не надо, Алёша. Ты молодой, тебе жить ещё». Она ушла, оставив за собой запах дешёвого одеколона и предчувствие беды.
Алексей откинулся на стуле, потирая виски. Он пришёл в департамент соцзащиты с верой, что может изменить жизнь людей. Сам бывший сирота, он знал, каково это – ждать помощи, которая никогда не приходит. Воспоминания нахлынули: холодный коридор детского дома, обещания воспитателей, что «всё будет хорошо», и пустота, когда эти слова оказывались ложью. Тогда, в 15 лет, он поклялся себе: он станет тем, кто сдержит слово.
Но реальность оказалась иной. За три года работы он видел, как заявки нуждающихся терялись, а квартиры доставались тем, кто их не заслуживал. Сначала он думал, что это случайность – бюрократические ошибки. Но ошибки повторялись слишком часто. Слишком закономерно.
На следующее утро он заметил странность. В базе данных, куда он вносил очередное дело, мелькнул адрес: новостройка на улице Лесной, квартира 4Б. Алексей помнил этот дом – он был в списке «социального жилья» для сирот. Но в графе «получатель» значилось имя: Ирина Соколова. Он нахмурился. Соколова не была в списках нуждающихся. Зато она была дочерью Виктора Ивановича, его начальника.
Алексей кликнул по истории изменений. Запись появилась неделю назад, подписана Виктором. «Техническая ошибка», – подумал он сначала, но сердце уже билось быстрее. Он открыл ещё несколько файлов. Ещё три квартиры из того же дома ушли людям, которых не было в очереди. Родственники чиновников, бизнесмены, даже водитель мэра. Случайность? Нет. Это была система.
Он решил поговорить с Виктором. Начальник сидел в своём кабинете, заваленном дорогими сувенирами и фотографиями с городских мероприятий. Виктор Иванович, грузный мужчина с лоснящимся лицом, выслушал Алексея, не отрываясь от бутерброда.
«Ты о чём, Гордеев?» – Виктор вытер губы салфеткой, но его глаза сузились. «Ошибки в базе? Бывает. Не бери в голову».
«Это не ошибки, Виктор Иванович», – Алексей старался говорить спокойно, но голос дрожал. «Квартиры для сирот уходят вашим знакомым. Я нашёл документы. Подписи. Даты».
Виктор отложил бутерброд. Его улыбка была холодной, как зимний ветер. «Ты умный парень, Алёша. Но ум – это ещё не всё. Знаешь, что бывает с теми, кто суёт нос не в своё дело?» Он наклонился ближе. «Они теряют работу. А иногда и больше».
Алексей вышел из кабинета, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Он знал, что должен молчать. Но в памяти всплыла та газета, которую он читал неделю назад: одинокая пенсионерка, умершая в холодной комнате, так и не дождавшись обещанного жилья. Он не мог молчать.
На следующий день он отправил жалобу в региональную инспекцию. Подробно, с доказательствами: скриншоты базы, копии документов, список подозрительных получателей. Он надеялся, что правда победит.
Через три дня его вызвали к Виктору. На столе лежало письмо об увольнении. «Ты сам выбрал, Гордеев», – сказал начальник, не глядя ему в глаза. «Теперь не жалуйся».
Алексей вышел из здания департамента, сжимая в руках коробку с личными вещами. Дождь лил как из ведра, смывая последние крохи его веры в справедливость.
Глава 2: Тень надежды
Дождь барабанил по жестяному подоконнику, словно напоминая Алексею Гордееву, что время утекает, как вода в канаву. Его однокомнатная квартира на окраине города превратилась в святилище хаоса: пустые бутылки пива валялись на полу, рядом с коробкой из департамента, которую он так и не распаковал. Трещина на потолке, похожая на молнию, стала его единственным собеседником. Он лежал на продавленном диване, глядя в пустоту, и думал, как всё пошло не так.
Три недели назад он был юристом, который верил, что может изменить мир. Теперь он – никто. Увольнение из департамента соцзащиты было не просто потерей работы. Оно вырвало из него веру, которую он нёс с детства. Алексей закрыл глаза, и память утащила его назад, в холодный коридор детского дома. Ему было двенадцать, и он сидел у кровати младшего друга, Серёжи, мальчика с больными лёгкими, который кашлял так, что стены дрожали. «Лёша, нам дадут дом, да? Настоящий?» – спрашивал он, сжимая тонкими пальцами одеяло. Алексей кивал, хотя знал, что обещания соцработников – пустой звук. Серёжа умер через год, так и не увидев «настоящего дома». Тогда Алексей поклялся: он станет тем, кто сдержит слово. Но теперь, глядя на трещину в потолке, он чувствовал себя предателем.
Телефон завибрировал, выдернув его из воспоминаний. Сообщение от Светланы Ковалёвой, матери-одиночки, чьё дело он пытался спасти: «Алексей, нас опять отфутболили. Сказали, очередь не