Ему было лет пять, не больше. Поздний осенний вечер. За окном шелестел холодный октябрьский дождь. Звуки падающей воды проникали свозь окна и стены, наполняли комнату и сливались с такими-же точно звуками в его голове. Марк лежал в своей кровати на боку и наблюдал за каплями на окне. Они прилипали к его поверхности и, подождав немного, скатывались вниз. Те, что были повыше, были маленькими, легкими и оттого двигались медленно, но на своем пути им встречались другие капли. Вместе они тяжелели и скользили уже быстрее. А уже внизу окна они превращались в ручейки и маленькими потоками исчезали за рамой. Где-то журчала вода и Марк представлял, как бегущие с тысяч и тысяч окон города ручейки встречаются и превращаются в потоки, и они несутся огромными каплями по асфальту и там, где кончается город, опрокидываются в пустоту.
С кухни доносились приглушенные голоса родителей. Они пили свой вечерний чай и по очереди, а иногда и вместе, производили звуки, которые, если знать как, складывались в слова.
– этоне нормаль но, – чуть хрипловатый голос папы.
– дачтоты начи наешь…, – нежный мамин.
– нуачтолен? вон удру гих токак? впять дауже такиеразмышле ния… я тут марку-шу изса даза бирал вчера, де вочка сосе дска я -милана-мне прога ррипо ттера расска зыва ла. заслу шаешься…
Маркушу… Марк услышал свое имя, заинтересовался и стал прислушиваться внимательнее.
– Паш, ну все люди разные. И дети тоже. У нас вот такой.
– Вот какой? Он в свои пять лет ни одного слова еще не произнес!
– А что ты на меня кричишь? Я тебе опять виновата, да?
– Все, все. Прости. Нет, конечно…
– Ну что, конечно. Что ты предлагаешь? Еще по врачам побегать? Так они не говорят ничего. Все в порядке, физиологических причин нет…
– Да, понятно… Просто… Ладно. Спать уже пора. Вставать завтра.
Родители пошумели чашками в раковине и ушли к себе в спальню. Марк еще немного посмотрел на сползающие по стеклу капли и тихо заснул.
***
Утром все собрались на кухне, завтракать. Ранние встречи за столом были семейной традицией. Папа, не глядя в тарелку, зачерпывал кончиком ложки густую рисовую кашу и быстро отправлял ее в рот, чтобы не капнуть на стол. Смотрел он в это время в газету, развернутую перед ним на столе, время от времени хмурил брови и что-то шептал беззвучными губами. Мама аккуратно снимала верхний, остывший слой, отчего ее каша была очень ровной. Лена смотрела на сына и время от времени напоминала тому, что нужно есть немного быстрее. Марк, который всегда на завтрак ел кукурузные хлопья с молоком, сосредоточенно колдовал над двумя супницами – в одной было подогретое в микроволновке молоко, в другой – насыпанные горкой хлопья. Он методично вынимал их по одной, рассматривал и, если объект исследования был целым, отправлял в молоко; если немного надломленным – складывал на салфетке за супницами. Когда в молоке оказывалось ровно пять хлопьев, он брал ложку, ловил их и отправлял в рот. После этого он прислонял ложку к краю супницы и продолжал искусственный отбор своей еды. Всю процедуру он старался проделать быстро. Во-первых, потому что мама его постоянно подгоняла, а во-вторых, он любил хрустящие, а не размокшие хлопья, а для достижения эффекта нужно было действовать быстро. Над столом на стене считали секунды механические часы. Марк старался уловить совпадения ритмов: щелчков от стрелки часов, звяканья папиной ложки и звуков маминых слов. Ритмы не складывались. Сам Марк старался хрустеть через один щелчок стрелки. Хруст-тик-хруст-так и затем глотал, не сбиваясь с ритма. В какой-то момент он прекратил свое занятие, отложил ложку, встал со стула, посмотрел на родителей и сказал:
– Все. Пора выходить. Опоздаем.
Наступившую тишину взорвала металлическим звоном упавшая из маминых рук ложка.
***
В машине было тепло и сухо, снаружи шел дождь. Щетки автомобильных дворников скребли резиной по стеклу. Это было похоже на печальный стон одинокого зверя.