Жёлтая-прежёлтая сказка. Юрий Анатольевич Буковский

чки, бывают. А тем, кто не хочет верить мне на слово, предлагаю убедиться в этом самим. Вам, недоверчивые, надо будет побродить по стройке, там, где ремонтируется старый-престарый дом. Быть может, вам повезёт, и вы найдёте в кучах и горах строительного мусора жёлтое стёклышко. Надо будет протереть этот осколочек рукавом рубашки, или платья, или кофточки, или чистым носовым платком, чтобы он стал прозрачным, потом зажмурить один глаз и приложить стёклышко к другому. И вы увидите, что всё вокруг – и земля, и небо, и даже старый-престарый дом, без окон, без дверей и необычайно обшарпанный – станут вдруг сказочно жёлтыми. И тогда любой сомневающийся мальчик, и уж тем более сомневающаяся девочка, поймёт, что жёлтые-жёлтые сказки бывают…

      Итак… итак в одном жёлтом-прежёлтом царстве, жёлтом-прежёлтом государстве всё было удивительно жёлтым – и трава, и деревья, и солнце, и луна, и звёзды. Жители этой страны тоже были желты как цыплята, и все, как один, желтороты. Это было царство желторотых – недавно вылупившихся из яичек утят, гусят, голубят, дроздят, снегирят, перепелят, грачат, страусят, воробьят и разных других птенчиков, и даже змеёнышей, и даже ужат, и даже крокодильчиков. Иногда в каком-нибудь из яичек, повсюду видневшихся в жёлтом песке и в многочисленных гнёздышках в этой стране, вдруг раздавался стук: «Тук, тук, тук!» Как будто бы кто-то спрашивал изнутри: «Можно войти?» Или наоборот: «Можно выйти?» Ну, а поскольку дверей ни в одном яичке никогда не было и нет, скорлупка начинала трещать и раскалываться, и появлялся на свет очередной новорожденный жёлтого-прежёлтого царства, жёлтого-прежёлтого государства.

      И вот однажды едва-едва слышное «Тюк, тюк, тюк!» послышалось в маленьком-премаленьком яичке. Оно было чуть больше горошинки. Треснула хрупкая-прехрупкая скорлупка, и вылупился на редкость крошечный птенчик. Это был колибрёнок.

      – Фриу-фриу! – весело воскликнул новорожденный, затем огляделся по сторонам и добавил уже озабочено: – фриу…

      Вот за это его задорное, а иногда и не очень, щебетанье «фриу», колибрёнка и прозвали впоследствии Фриу. Но пока ещё жалкий, не успевший даже обсохнуть колибрёнок, понятия не имел, ни о том, что его как-то назовут, ни даже о том, что он – самый маленький птенчик на свете. Ведь и взрослые колибри – это пичужки не больше напёрстка! Фриу вообще ещё ни о чём понятия не имел, потому, что ещё ни разу ни о чём не думал.

      Колибрёнок постоял, покачиваясь на тоненьких, как веточки, ножках и направился к жёлтому валуну, торчавшему из жёлтого-прежёлтого песка. Хотя, конечно, Фриу понятия не имел и о том, что валун называется валуном. И даже не понимал, зачем он к нему направился. Но он потрогал его крылышком и пропищал с удовольствием: