Проводив взглядом ушедший в последний путь «мессер», Михаил опомнился и огляделся. Елки-моталки, ведущий ушел вперед вместе со вторым ведомым! Михаил убрал щитки, добавил газ. Полегчавший после бомбежки «Пе-2» быстро догнал звено и встал в строй.
Обозленные потерей товарища немцы не отставали. Пары разделились. Два самолета заходили слева, два – справа, оставшийся без пары ведомый истребитель висел у Михаила на хвосте. Пулеметы штурмана и стрелка грохотали почти без перерыва.
Михаил заметил, как от хвоста самолета Рожковца полетели клочья, от правой хвостовой шайбы почти ничего не осталось.
– Алексей, ты как? – спросил его по рации Михаил.
– Машина руля слушается плохо, стрелок не отвечает, наверное – убит.
– Держись, друг, осталось недалеко.
– Выходи вперед, мы тебя прикроем, – скомандовал Демидов.
Поврежденная «пешка» вышла вперед.
Немцы продолжали яростно атаковать. Еще бы, ведь до передовой оставалось километров сорок. И тут сердце Михаила оборвалось. Левый, ближний к нему двигатель самолета Демидова полыхнул пламенем, которое почти сразу погасло, но появился густой черный дым. Винт остановился, и «пешка» командира начала снижаться.
Немцы бы добили ее, но на встречном курсе показалась группа наших истребителей. Не приняв боя, фашистские летчики убрались восвояси на форсаже. Да и с чем им драться? Боеприпасы и топливо на исходе, а наши истребители только взлетели и готовы к бою.
Михаил с замиранием сердца следил за тем, как снижается командир. За самолетом тянулся густой черный шлейф дыма.
– Алексей, уходи домой, я прикрою командира.
А самолет Петра Демидова опускался все ниже, и скорость его была все меньше. Чувствовалось, что машина плохо слушается пилота.
– Командир, прыгай!
– Попробую дотянуть.
Но дотянуть не получилось. Вместе с дымом вновь появилось пламя.
Командир выпустил шасси.
– Петр, прыгай! – прокричал Михаил.
– Передай в полк – сажусь на вынужденную, – ответил командир.
Петр посадил самолет на поле.
Михаил кружил вокруг. Он видел, как самолет запрыгал по неровному полю и остановился. Экипаж выбрался из кабины и кинулся прочь от горящего самолета, на ходу выхватывая пистолеты.
«Нет, не брошу, – решил Михаил, – а иначе – как они переберутся через передовую? Уж лучше смерть, чем плен!»
Родственники попавших в плен военнослужащих испытывали на себе всю тяжесть воздействия жестокой бериевской НКВД.
Михаил выпустил шасси и пошел на посадку. Петр понял, что задумал Михаил, и замахал руками, запрещая ему посадку. Но Михаил стиснул зубы, выпустил закрылки и потянул рычаг на себя.
Сказать, что самолет трясло, – значит не сказать ничего. Его раскачивало на кочках, как корабль в море во время жестокого шторма. «Не хватает только шасси поломать