Воинство Люцифера
Темная Коса – подходящее название для горного хребта, который черной полосой выделяется на фоне земель, охваченных чумной заразой. Собственно говоря, это была и не чума, а болезнь, которую разносили падшие. Сами они лишь страдали от собственных гноящихся ожогов, и мучения эти длились пока стоит мир, но для людей подхвативших эпидемию почти тотчас наступала смерть. Ужасно мучительная смерть. Ему нечего было опасаться ни болезней, ни гибели и, конечно же, обладая крыльями, он вовсе не должен был ступать по зараженной почве, однако он беспокоился ни о себе. На ум пришла смертная девочка…
Смог бы он подхватить ее и перенести к себе в башню без риска того, что она заразиться и умрет. Вдруг миазмы противоестественной колдовской болезни настигнут ее даже в высоте. Насколько сильные испарения могут исходить от земли, по которой ползают в неимоверных муках его гноящиеся живьем собратья?
Мадеэль легко достиг вершины своей башни. Со стороны казалось, что она уходит в самые небеса. Почти так оно, наверное, и было. Однако когда-то его путь все же лежал выше. А теперь рельефный парапет крыши всегда скрывало черное облако. Хотя зачем? Все равно люди не могут увидеть эту башню. Путь сюда лежит через Черную Косу с одной стороны и через Мертвую долину с другой. Любой смертный не выживет, ступив на эти земли. Да он и не спешил показывать всем подряд место своего уединения. И все равно маскировка стала для него обязательством. Он не поощрял игру в прятки, в отличии от его бывших соратников, ныне безнадежно обезображенных, он не нуждался ни в каких укрытиях и чужих личинах. Однако долг есть долг. После поражения приходиться его выполнять.
Первое поражение осталось единственным, но оно унесло почти все. Или так только казалось. Мадеэль вспомнил о золотом создании, спавшим в его шатре. Подумать только, он мог никогда не увидеть ее. Даже одна такая мысль почему-то была мучительной. Он представил себе, что этой девушки не станет, что он возьмет в руку пригоршню золотых волос и одним быстрым ударом меча отделит ее голову от тела. Так он в общем и должен был поступить, но даже думать об этом было невыносимо. Нечто подобное он испытывал лишь тогда, когда его тела коснулся небесный огонь, вернее той эфирной субстанции, которая была когда-то его телом и душой одновременно. Теперь все изменилось, но огонь, однажды обжегший его, продолжал разъедать тело ядом до сих пор. Конечно, видимые ожоги прошли, но память о них жила. Многие думали, что это незакономерно. Полководец ужасающей армии сохранил первозданный ангельский лик. Но и цена за это была высокой.
– Оставь мне меч, чтобы я мог карать грешников и оставь мне мое лицо, чтобы все знали, от кого исходит наказание, – это была его единственная мольба, но и та не была до конца исполнена. Благоволение всевышнего это просто слова, он мог убрать гноящиеся червями шрамы с лица своего любимца, но он не очистил от ран его душу. От ран, которые сам же велел нанести. Теперь Мадеэль ощущал, как внутри него разверзается черная бездна, еще более выжженная и исходящая черным гноем, чем тело его собратьев по оружию. Внешне он оставался светел, внутренне сгнивал заживо. И ощущение сосущей черной пустоты внутри него лишь усиливалось из века в век.
– Оставь мне меч, чтобы я мог карать грешников…
Эту просьбу бог выполнил в полной мере. Теперь каждое поле сражения ожидало его. Ни одна битва не обходилась без его участия и его суда. И не только битвы. Он вершил свой суд от имени бога не только на военном ристалище и сам не понимал, зачем делает это. Все происходило как во сне. Он выполнял свой долг с покорностью, хотя давний страх, снова быть обожженным в случае неповиновения, уже давно прошел. Звуки битвы долетали до его ушей, где бы он не находился, и он тут же устремлялся туда, где происходит сражения. Звон мечей стал призывным для него. В бою он входил в азарт. Нравилось ли ему убивать? Возможно, он точно не мог сказать, зачем вновь и вновь заносил свой меч над головами противников, когда победа уже решена. Может быть, он уверенно чувствовал себя лишь на поле боя, потому что вокруг него будто снова звучало эхо той первой небесной битвы. Иногда он закрывал глаза и видел все это снова и тогда его меч становился действительно беспощадным. Странно, кидаться в битву вновь и вновь, чтобы снова ощутить эхо той первой войны и первого поражения. Он никогда не уставал это ощущать и переживал это снова и снова. Каждая битва была отражением той. Единственным различием было то, что под его ступнями теперь находилась твердая земля, а не хрупкая грань облаков. Он не мог пасть ниже, чем он уже находился. Возможно, именно поэтому здесь он всегда оказывался победителем. Первый среди падших…
Мадеэль облетел кругом вокруг своей башни прежде чем присесть на край парапета. У этого здания не было ни входов, ни выходов, никаких дверей, створок и амбразур, лишь одно арочное окно в недосягаемой для лестниц высоте. Больше ему было и не нужно. Такое месторасположение было удобно как раз для тех, кто обладал крыльями.
Шатер, который он каждый раз раскидывал вблизи поля брани, был удобным, но снова и снова он прилетал именно сюда. Это место манило его, как дом. В действительности оно и должно было быть теперь