«Когда сырые ветры февраля…»
Когда сырые ветры февраля
Стучатся в окна, как весны предтечи,
И месяц молодой плывёт навстречу
Звезде вечерней, изогнув края,
Дождями наша полнится земля,
В штормах и бурях юный март рождая,
Неся туман, тревожа птичьи стаи,
Надежды осторожные суля.
Когда сырые ветры февраля…
Сказки зимнего моря
Сохнут рваные тряпки прибоя
Под обрывами. Этой тропою
Проходила я тысячи раз,
Находя в каменистых прорехах
То инжира плоды, то орехи,
То обрывки оброненных фраз.
И сегодня вот снова находка:
Пара строчек, созвучий щепотка,
Да немного иголок сосны.
Море видит тревожные сны,
То сгущая, то путая краски,
И в бреду шепчет страшные сказки,
Так и будет шептать до весны.
Шторм в провинции
Волны, сгибая колени,
Бегут без оглядки. Их рты
Выкашливают жёлтой пены
Изодранные лоскуты.
Лодки, поддавшись крену,
Натягивают жёсткий трос.
Вжавшись от ветра в стену,
Простуженный кутаю нос.
Не головою, не сердцем
Не жди нынче с моря гостя,
Ни южных торговцев перцем,
Корицей, слоновой костью,
Чьё знаком луны полукруглой
Крепко отмечено темя,
Ни скифов, ни варваров смуглых,
Ни сарациново племя,
Ни греков, ни римского папы.
Выпить с соседом граппы
Да обсудить ветра смену —
Всё что нам здесь остаётся.
А море вздувает вены,
В стены отвесные бьётся,
И с ноющим жарко виском
Вскользь перемолвившись словом,
Порой намывает песком
Снов золотые уловы.
Чёрная птица
Ночью приснится
Чёрная птица,
Чёрная птица-печаль.
По небу бродят звёзд вереницы,
Ветры рисуют февраль.
Дней зимних крошки
Ест за окошком
Чёрная птица-печаль.
Тьма так густа, хоть вычёрпывай ложкой,
Да и заваривай в чай.
В доме сижу
или пробую скрыться,
В мраке, при свете огня
Рядом ютится
Чёрная птица,
Чёрная птица моя.
«День пахнет солнцем и сосной…»
День пахнет солнцем и сосной.
Дробит о стоптанные буны
Осколки море бирюзой.
Сияют горизонта струны,
И глядя в водное стекло
Ложится чайка на крыло.
Пронзает тёмные глубины
Прозрачным глазом и, близки,
Там плавно выгибая спины,
Несутся стаи рыб морских,
Русалок и крылатых змеев.
И там под тёмным илом тлеют
Обломки древних кораблей
Придуманной страны моей.
Тоскана
Осень. Калитка на ржавой щеколде,
Тянущей верхнее «ля»,
Персик тугой, как сентябрьский полдень,
Сочно разломленный для
Девочки, а для кого же.
Цифра двенадцать, трубя,
Так каждый день разрубает по коже
На до и после себя.
Прелые иглы просоленных пиний
Делают скользким маршрут.
Море никак не решит, быть ли синим
Или разлить изумруд.
Пару летучих мышей приютили
Тени в углу маяка.
Поздняя осень, как старый светильник,
Всё ж согревает слегка,
Хоть и коптит. Третий день трамонтана
Хлещет, суда полоща.
В бусах из раковин и каштанов,
В мраморе белом плаща,
В брызгах проржавленного причала,
Там, где качается порт,
Крепко Мария объемлет плечами
Чуткий морской горизонт.
«Сегодня