Вот, я уже до нитки промокла. И никому нет дела. Как, впрочем, и мне самой. Тяжко. Дышать невозможно, просто не хватает воздуха. Скорее бы всё это закончилось. Это временное состояние, я знаю, но оно надоело до безобразия. Сколько можно ждать конца? И что ещё придется вытерпеть, а главное – ради чего? Опять он пинается! Чего не спится дитю в такой час? «Успокойся уже! И так тошно! Ты такой же неудачник, как и я. Понимаешь? Да чего ты можешь понять? Что мне с тобой делать, скажи? Зачем ты мне сдался? Будто без тебя проблем не хватало!» Не хочу ничего! Ни видеть, ни слышать, ни говорить, ни жить. В голове какая-то гнетущая пустота. «Успокойся уже, говорю!» – Знаю, нельзя себя бить по животу, но, не сдержалась. Да, я так, легонько. Не помогло, конечно. Я и не ждала, что поможет. Нужно не обращать внимания на этого бесёнка, пусть себе пинается. Мне какое дело. «Отдам тебя в приют, или вообще первому встречному. Или выброшу, понятно?! Выброшу тебя, как котёнка!» – мой громкий голос заставил неугомонное чадо затихнуть. Испугался, значит. Скорее бы уже конец, как же медленно тянется время. Вот раньше оно так мучительно не длилось, я каждую секунду проживаю, словно бесконечный час, а каждый час для меня как день, день… каждый день – это вечность!
Ещё два невыносимо долгих часа мне предстоит бродить по пустым, мокрым улицам этого ужасного города, пока Анна обслуживает очередного клиента, чтобы и она, и я – пузатая нахлебница – не умерли с голоду, не замерзли без крыши над головой. Это не жизнь, это – существование. Я, словно гнусный паразит, впилась в человека, которому и без моего нескончаемого нытья худо, которому приходится каждую ночь отдавать себя за бесценок ради куска хлеба и возможности спать не под открытым небом. Я просто чудовище! Нет мне места среди людей, такие как я не должны жить. Зачем мешать другим? Я должна уйти…
Теперь я в неоплатном долгу перед Анной, но возвращать его мне совершенно нечем. И ещё неприятнее осознавать, что она и не потребует возврата. Потому что сама не понаслышке знает, что такое голод, холод, нищета, что значит не принадлежать самой себе, каково это – быть всеми брошенной, совершенно одинокой и несчастной. Потому что человек с самой большой и чистой душой на свете – подобный Анне – не может оставить ближнего в такой же беде, какую сам пережил, не отвернётся и не спрячет руку за спину, а обязательно протянет её страждущему, второй в то же время изо всех сил цепляясь за жизнь. Сколько мощи и энергии в этой худощавой и совсем не красивой молодой женщине, другая давно сдалась бы, повесилась на каком-нибудь неприметном суку вдали от людских глаз. А она всё бьётся, как птица в силке, и вырваться нет мочи, и не оставляет попытки освободиться. Истерзанная, обессиленная, надломленная телом, но не духом, Анна продолжает ползти вперёд, и тянет за собой беспомощную меня. Иногда кажется, что я и есть тот ускользающий смысл жизни, та недостижимая цель, ради которых Анна так медленно, но с завидным рвением, убивает себя. Не будь меня рядом, она не растрачивала бы себя так глупо и беспощадно. Это я толкаю её к верной погибели, полностью признавая при том свою вину. А Анна, переполненная жалостью и состраданием, готова не замечать этого, лишь бы я не оставила её, не ушла из её дурно пахнущей, сырой, убогой комнатушки в приюте для нищих, не ушла из её однообразной и унылой жизни. Не понимаю, зачем я ей сдалась? Работница с таким-то пузом из меня никудышная, денег за душой нет совершенно. Я – пустота. Чем я могу, в таком случае, заполнить её жизнь? Только вечерними короткими задушевными разговорами? О нелёгкой судьбе, о несбыточных мечтах, о бесчувственных и жестоких людях вокруг. Это всё, что я могу предложить ей в данный момент. Но она согласна и на это! Ей и этого достаточно, судя по благодушным взглядам, добрым словам и бескорыстным делам Анны по отношению ко мне. Я бы так не смогла никогда. Я могу лишь быть обузой, удавкой на шее, а не опорой и поддержкой для нуждающегося. Я не просто пустота, я – трясина. Я пью все соки из Анны, пользуюсь её добротой и трепетным отношением к моему положению, зная, что она не выгонит и не оставит в трудную минуту. Как я могу с этим жить…
…снова ночь и дождь. Сколько ещё их будет в моей жизни, таких дождливых мерзких ночей? Возможно, эта – последняя. Я стою на каменном мосту с вытянутыми руками и держу над дрожащей от дождевых капель водной