Жители прибрежных селений, наученные горьким опытом ранних весенних бурь, спешно оттаскивали лодки и баркасы подальше от воды, намертво крепя их канатами к земле, чтобы не унесло в бушующее море.
Волны обрушивались на берег подобно гигантским молотам, разбрасывая острые брызги по расщелинам и сметая мелкую гальку, словно пушинки. Рев стихии стоял такой, что даже крик у самого уха тонул в нём безвозвратно. Жители Стенуфера укрылись в домах, наглухо заколотив ставни и загнав скотину в сараи и амбары. Ночь обещала быть суровой – ветер усиливался, надвигался снегопад, и весь берег вскоре должен был превратиться в причудливый город из льда и камня.
Но не все искали укрытия в тёплых домах. Одинокая лодка качалась на волнах, упрямо продвигаясь к острову, чей силуэт едва различался среди бушующего моря. Скалистый утёс, возвышавшийся над заливом в лиге от берега, был её целью. Гребец, должно быть, обладал отчаянной храбростью, раз решился противостоять стихии лишь силой своих рук. Его мощные, уверенные гребки вскоре привели лодку к каменному уступу. Крупный мужчина одним рывком вытащил судно на камни, перевернул вверх дном и надёжно приковал цепью. Он поднял руку, всматриваясь в оставленный позади берег, а затем начал подъём по древним каменным ступеням к вершине скалы.
Тридцатифутовый подъем он преодолел за считанные мгновения и остановился у двери каменного дома на ровном плато острова. В окнах горел теплый свет, а из трубы поднимался дым, манящий путника к домашнему очагу. Распахнув массивную деревянную дверь, мужчина быстро вошел внутрь и плотно прикрыл ее за собой. В помещении витал аромат пряных трав и сухих веников, развешанных вдоль каменных стен. На полу лежала ковровая дорожка, сотканная из разноцветных нитей в затейливый узор, напоминающий морозные кристаллы.
Сняв сапоги и оставив их на деревянной скамье, он направился к внутренней двери дома. Открыв ее, мужчина улыбнулся, когда его окутал теплый пар. Из глубины помещения доносились соблазнительные ароматы свежеиспеченного хлеба, душистых трав и самой вкусной в округе мясной похлебки.
– Темнюшка, сними куртку с рубахой и отнеси к камину, – раздался нежный женский голос из глубины дома. – Я приготовила тебе сухую одежду, она на скамье в гостиной. Сейчас подойду.
– Хорошо, звезда глаз моих, – ласково отозвался мужчина, и в его взгляде отразились тепло и нежность к говорившей.
Сняв промокшую куртку, он уверенным шагом прошел в гостиную к камину, где уже была установлена сушилка для одежды. В комнату вошла статная женщина зим пятидесяти в длинном шерстяном платье цвета утренней зари. Подол платья украшала искусная вышивка, выдававшая достаток хозяйки. Поверх платья был надет передник со множеством карманов. В руках женщина держала таз, кувшин с теплой водой и полотенце, расшитое узором в тон её платью.
Каштановые волосы были искусно уложены в толстую косу, а необычные золотистые глаза светились любовью к мужчине напротив. Бородач стянул рубаху и расправил широкие плечи. Не дав жене опустить таз, он заключил её в объятия и нежно поцеловал.
– Темнюшка, дай хоть таз с кувшином поставить, – проворковала она, пытаясь высвободиться из медвежьих объятий.
– Соскучился, душа моя, – улыбнулся он, ослабляя хватку. – Давно ж не виделись.
– С утра всего-то, – рассмеялась женщина, ставя наконец таз и кувшин на скамью. – А теперь обнимай, шатун бородатый.
Он снова прижал её к себе, долго всматривался в золотистые глаза, а потом нежно поцеловал.
– Успели хоть до бури отвезти? – спросила она. – Все целы?
– Успели, душа моя, – ответил он, наклонившись над тазом. – Все целы, даже снасти в сарай Гурта занесли, да развесили их.
Женщина начала лить теплую воду ему на спину. Он, покряхтывая, умыл руки и шею.
– Олэна всё бегает, никого не слушает, – продолжил бородач, умываясь. – Завтра рожать, а она всё помогать рвется. Вот ведь девка неугомонная.
– Завтра свозишь меня к ней, осмотрю, – предложила хозяйка, убирая кувшин. – Срок то ей близко, да не близко. Решим уж, как и что, милый друг, по-женски.
Подав полотенце, она отнесла таз в сени, впустив клубы пара.
– Буря-то надолго, – сказала хозяйка, вернувшись и подняв рубаху. – Может справишь на день-то, а?
– Они сильные, одолеют, – проворчал бородач, просовывая руки в подставленную рубаху. – Сила не в богах, любовь моя, а в надежде и любви к своему делу, что сам творишь, человеческими руками.
– Ну как знаешь, Темнюшка, – произнесла она, повесив сушиться мокрую рубаху и забрав кувшин. – Ужин не любит ждать, остывает.
Она кивнула мужу и направилась в комнату с накрытым столом. Бородач аккуратно повесил полотенце у камина, расправил чистую рубаху и последовал за женой.
В просторной столовой стоял массивный стол, за которым легко разместились бы несколько воинов в полном облачении, даже со щитами. Скатерть украшали те же охранные узоры, что и полотенце. На столе возвышался большой кувшин с горячим элем и корзина с румяными пирожками: с уткой и печенью,