– Нас, во втором бараке, всего четверо, – Мальцев имел в виду фронтовиков. – Они, если по совести, Саня, живут там каждый сам по себе. У одного, Лом его погоняло, есть авторитет, у остальных пшик. Они даже в бригадиры не лезут. Вообще, там стаями держатся, но верховодят всем блатные. Здесь у вас, слышал, они спокойные, по-людски с вами обходятся, у нас же и прирезать могут любого, кто заартачится.
– Вас-то с какого перепугу сюда перекинули?
– Сказали, мест для нового этапа не хватает. В десяти километрах ещё один лагпункт ставится. Пока не достроят, у нас, видимо, какая-то часть перекантуется.
Мальцев между тем постоянно вертел головой, словно искал кого-то. Огородников заметил это, но не придал значения.
– У вас тут спокойно, – разомлевшим тоном сказал Мальцев. – Меня, по-моему, в третью бригаду закинули.
– К Николишину? Свой мужик. Кстати, капитаном в окружение попал в начале войны. Сам понимаешь – четвертной припаяли, как изменнику.
Они направились к нарам, где располагалась бригада Николишина. В бараке полумрак, приходится приглядываться. Большинство уже заняли нары. Гомон постепенно утихал. Николишин, похоже, чувствовал себя неважно. Как-то вяло выслушал историю заключённого, которую сбивчиво поведал Огородников, и, никак не выдавая своего отношения, посоветовал дождаться утра. Как говорится, утро вечера мудренее.
– Мне, вообще, без разницы. В мою бригаду определят – так в мою. Главное, чтоб на довольствие с утра поставили.
Равнодушие Николишина ничуть не покоробило Огородникова. Понятное дело, если б не знал Мальцева, точно так же никакого участия в судьбе лагерника не принимал бы. Но они были уже не чужими друг
другу.
Мальцеву нашли место на нижних нарах, почти у входа. Там всегда было немного свободнее, из-за близости сеней, откуда постоянно тянуло холодом. Оба были уверены, что в ближайшие дни найдут место комфортнее.
Усталость брала своё. Тело ныло от перенапряжения. Тем более Ого-родникова начали беспокоить набиравшие сырость валенки. Надо скорее найти лазейку у печи, поставить их сушиться и быстро заснуть. Пока ещё печка, что в нескольких метрах от его лежанки, протапливается дежурным и отдаёт тепло. От самой мысли о том, что печка топится, уже становилось теплее на душе.
Когда улеглись, Огородников задумался о превратностях судьбы. Вспомнился рассказ Мальцева о его мытарствах в конце войны. Где-то в Восточной Пруссии. Его пехотная часть прорвала немецкую оборону и углубилась к ним в тыл. В результате попали в окружение, почти на двое суток, но выдюжили. Свои части достаточно быстро освободили. Три месяца потом держали под арестом и судили, как перебежчика. Слушая сбивчивый рассказ Мальцева, Сашка удивился: как в конце войны в Польше умудрились затаиться крупные группировки немецких войск? Впрочем, в ту пору такая неразбериха в войсках творилась, всякое могло случиться.
Сашка