отая одиночество с ее отцом, который был убит совсем недавно. На предложение Малика завести райских жен, пока ее не будет, Мунира ответила, ущипнув, да настолько сильно, что он до сих пор корчится, вспоминая этот момент. В этом ущипке и была сила любви Муниры к Малику. Невероятная непорочность Муниры. Она была убеждена в беспорочности окружающих людей также, как и в том, что ее старый, деревянный забор способен защитить от армии врагов. Шарф, которым он закрыл дыхательные пути и очки, в эту песчаную бурю, которая началась два дня назад, придавали его образу вид героя из постапокалиптических фильмов. Он убежден, что буря – это знак, Бог на стороне сироты Муниры. Таким образом, он скрывает и защищает ее от него. Буря началась сразу после того, как она прокляла его – Убийца! Мерзавец! Ты погубил все человечество! Убирайся из моего дома! Но как он ни пытался оправдаться, Мунира оставалась непреклонной. Взгляд его направлен в окно. Сквозь песчаную завесу, взъерошенного судьбой «снежного шара» рама еле виднеется. Только сейчас он понял, куда бы он ни убегал, судьба приводит его обратно к тому же окну. Это второе окно в его жизни, скрывающее великую тайну. Он стоит и гадает, что же скрывается за этим окном: ненависть, великое ожидание или минута позора? – Но как же так, мне ничего не приснилось, ведь не было знака от Господа – обо всех значимых событиях до этого, Бог предостерегал его во сне, у него была большая культура толкования снов, и он не понимает, почему Господь не послал ему знак – Наверное, уже пора самому толковать жизнь и принять решение – сказал Малик, и его душа наполнилась чем-то тяжелым – будто он проглотил гири и они переварились в желчь обиды к судьбе, сделав его тяжелее. Буря, хоть и не утихала, становилась мягче, и песок уже не так сильно бил в лицо. Вой ветра приглушился, и наступила тишина. Для Малика молчание – это язык Бога. В минуты, когда все молчит вокруг, он, будто провинившийся ребенок, прерывал тишину и начинал каяться: Дай мне знак, Господи! Дай мне знак! Поистине твое милосердие опережает гнев! – в этот миг Малик забыл мольбу и принял свое последнее решение – его душа начала наполняться уверенностью, и он отвернулся, зашагал на базу – вой начал сопровождать его решение – он доносился со спины – похожий на вой быка или же морских глубин – глубокий и продолжительный – это был вой его первого окна, стремящегося обернуться – он слышал этот вой не в первый раз, он возникал каждый раз, когда он принимал решения, связанные с риском – будто он говорил ему – Не рискуй, проще передай права на волю и подчинись. Вой нарастал с каждым шагом. Вой внушал страх – язык, на котором он общался с окружающим миром. Страх – язык самого дьявола! *************. **************** Дай мне знак, Господи! Дай мне знак! Разувериться в твоей суровости и принять милосердным! – локти на холодном столе в уже ноябрьское утро закаляют душу во время молитвы. Домашний халат с обнаженными до локтей рукавами и скрещенные ладони, обхваченные в единый кулак, плотно прижаты ко лбу. Тусклый свет солнца, проигрывающий борьбу с массивными кронами деревьев у окна в купе с зажатой иконой между кухонным шкафом и сервантом, придавали сцене почти церковную атмосферу. Запах мужчины. Он появляется тут, когда бывший муж приходит за сыном, а вчера он пришел и устроил очередной скандал из-за сына. Его больше не будет. Она начала молиться совсем недавно, до этого в ее жизни Бога не было. Она ищет Бога. Зазвенел таймер. Неохотно завершила молитву и пошла собираться на работу. По привычке смотрит в окно, но мешает дерево. По лестнице вниз останавливается на каждой лестничной площадке и смотрит в окно, также по привычке. Автобусная остановка, еще один привычный узел в нейронной цепи событий дня сурка. Холодная и грязная автобусная остановка. Тут парами стоят люди и собаки. Собаки бывают приветливее людей, наверно, потому, что они не ходят на работу – думает Елена. Автобус подъехал и остановился, будто не для них. Елена хватается за свободный подручень, сминая по пути обод шляпы, спящей на сиденье старой женщины, отчего та просыпается и ворчит, но не бранится. Елена кладет свободную левую руку в карман бежевого плаща и замечает там фантик от конфеты, она удивлена, ведь она редко ела конфеты, да и то фантик должен был оказаться в урне, но никак не в кармане. Она кладет его обратно. За окном все тот же пейзаж, как и всегда. Елена – главный врач центральной больницы Москвы. По пути в свой корпус замечает у торца решительно настроенную женщину. Пригляделась – Зоя – ей провели операцию на аппендицит и она жалуется на ужасный шов и потому отказывается выписаться – немытые и не аккуратно уложенные волосы в купе с домашним халатом и тапками, выдавали в ней желание оставить принятие душа на потом – после драки.Елена обещала ей, что решит проблему но сделала это лишь из-за желания поскорее избавиться от назойливых просьб. Раньше, Елена использовала для таких случаев твердое нет! Она свернула с пути и решила попасть в свой кабинет через отделение неврологии. Коричневый платок с узорами в виде перьев под навесом которого были видны волосы с проседью не совсем подходили под бежевый плащ. Впервые, Она забыла покрасить волосы. Резво поднялась по лестницам и очутилась в фойе. Тут ее не привыкли видеть и потому взволновались. Все расходились или виновато кланялись. В кабинете ее уже ждали врачи на совещании. Все встали. Елена поздоровалась,сняла бежевый плащ. Фантик упал на пол. Она подняла его и подошла к креслу под которым была урна, которую накануне вынесла секретарь, она
