Мне выпало служить в первой эскадрилье, наш старшина был самым ответственным, живописным, ходячим анекдотом. До пенсии ему оставалось около двух лет, я собирался на дембель, а старшина собирал контейнер для отъезда домой. Мужчина под два метра ростом, с начинающим отрастать, как у всех любителей пива и соленых орешков животиком, с зычным, как у хорошего священника голосом, офицерской выправкой, всегда идеально отутюженной формой и начищенными до блеска сапогами. Выходя из трехэтажного барака, довоенной постройки, где он проживал с женой, он всегда оповещал округу:
– Нина, я на службу рано не жди!
Ему вслед платочками махали все, кто жил в бараке, и желали доброго пути на долгие года, потому что, по совместительству с должностью Старшины, он выполнял обязанности коменданта барака на добровольных началах. Обязанности Старшины у него были прописаны в Уставе, а обязанности коменданта, он придумал себе сам, и относился к ним с «огоньком». Он заставлял всех своих соседей следить за чистотой, мыть окна, копать грядки, сгребать листья, с удовольствием менял краны, прочищал забившуюся канализацию, менял разбитые стекла, убирал упавшие ветки. Его любили, за хозяйственность и надежность, но и ненавидели за кучу сыпавшихся налево и направо просьб. В общем, он был самым настоящим Старшиной.
После завтрака Старшина распределял обязанности для солдат всего полка, кому в наряд, кому работать на хоздворе, кому обслуживать полеты…
В один из дней строит он полк и своим звонким голосом говорит:
– Становись, равняйсь, смирно! На первый, второй рассчитайсь. Первые шаг вперед, вторые, шаг назад, шагом ма- а – рш.
От его голоса дрожали не только окна, но и двери ближайшей казармы, бродячая собачка Жучка пряталась под скамейку в курилке, а кот Михаил, иногда ловивший поблизости мышей, предпочитал убежать подальше, чем попадаться Старшине на глаза.
У Старшины был специфический солдафонский юмор, к нему невозможно привыкнуть, сложно понять и он всегда вызывал у нас смех и, соответственно, дополнительные наряды на кухню, для тех, кто не мог сдержаться. В тот день он сказал:
– Орлы, Вы знаете, что птицы не только высоко летают, первая шеренга направо, одеть техническую форму и на взлетку обслуживать полеты, но и дерьмо клюют, вторая шеренга получить подменку и на хоздвор чистить навоз, чтобы потом не воняла вся казарма, подменку постирать.
Задания были самые разные:
– Сегодня в наряд по кухне заступает Казахская диаспора – Кульжабаев, Исинбаев, Тактамышев плов, надеюсь, не пригорит.
– Завтра на кухню идут Молдаване – Мергуца, Чергуца, Гогишвили.
Гогишвили всегда возмущался:
– Почему это я с ними? Ответ старшины ставил его на место:
– «Массандру» пили вместе? Пили! Вот и на дискотеку тарелки мыть теперь идёте вместе. Вчера чесноком полказармы провоняли.
«Массандра» это отработка в системе вентиляции самолета, на основе спирта, после нее выхлоп как от свежего чеснока, стойкий и запоминающийся.
– В воскресенье в наряд идут бульбаши Зинкевич, Сенукевич, Конусевич. Если услышу утром запах жареной картошки, оставлю весь наряд на вторые сутки.
Москвичей он не любил, за их постоянное желание сбегать покурить и отлынивать от работы, Для них всегда были изысканные задания:
– Иванов, Петяев, Дмитриев идут чинить колючку по внешнему периметру, после колючки к ним прибавятся еще десять человек и все отправятся на выгрузку угольных брекетов. Наши немецкие друзья отгрузили нам пять вагонов, а кран сломался. Вперед, шахтеры…
Димка Дмитриев до армии жил в Марьиной роще. Московский бандитский район. Худощавый, тонкие длинные пальцы, постоянно дымящая сигарета в зубах. Ему чаще всех доставались задания чинить колючку, После них очень часто ребята возвращались в рваной форме с порезами. Колючка острая, пружинит, работа с ней опасна.
После выгрузки вагонов белыми оставались только зрачки, угольная пыль впитывалась в кожу, одежда тяжело отстирывалась.
Однажды мне посчастливилось отправиться на экскурсию в бывший концлагерь. Идем по лесной дорожке выложенной брусчаткой, Старшина поднимает руку, чтобы мы остановились и замолчали. Смотрим, а впереди через дорожку перебегает семейство диких кабанов – папа, мама и восемь полосатых малышей. Остановились мы, пропустили это семейство, и пошли дальше. Метров через сто нам попалась группа косуль, потом зайцы. Это был какой-то заказник, зверей никто не трогал, Они привыкли и людей не боялись. Мы шли по аллее из кленов, дубов и буков. Деревья старые примерно в два охвата и на каждом из них, примерно на высоте глаз,