Праздник не удался. Письмо я обнаружила днем, когда принесли заказ из супермаркета. Открыла дверь, и к ногам упал простой белый конверт с огромным восклицательным знаком и моим именем.
Я уже догадывалась, что в нем фотографии. Миши и его любовницы. Это ее духами пахло от Михаила в последнее время, терпкими, чувственными.
Мне такие ароматы никогда не шли, не вязались с образом добропорядочной домохозяйки. Любовница Миши вообще перестала стесняться и иногда подбрасывала в карманы мужа чеки из ювелирного и шелковые трусики.
Я давно нашла ее в интернете. Эта девушка носила облегающие платья, не стесняясь демонстрировать идеальную фигуру, вела соцсети с достижениями в области фитнесса и диет, путешествовала (полагаю, за счет Миши) и нигде не демонстрировала отношения с генеральным директором крупной компании.
До последнего времени не демонстрировала. Сегодня она выложила совместную фотографию в обнимку с моим мужем на своей странице, как раз через час после того, как я прочитала послание.
«Дорогая Марина! Это не дань вежливости – вы действительно «дорогая», так как весьма дорого мне обходитесь. Конспирация… тайные встречи… три года уже. Никаких нервов не хватит.
Признайте, наконец, поражение, уйдите достойно. Миша обеспечит вам безбедную жизнь. А я беременна и хочу семью. Умолять не буду, все равно получу свое. Мне просто вас жалко. И себя. Вы потратите время на скандалы, а мне нельзя волноваться. И Мише тоже, он все-таки уже не мальчик
Надеюсь на понимание,
Валерия».
Даже после этого я пыталась, честно. Старалась найти оправдания.
Я приелась Мише. И детей у меня никогда не будет. И вообще, когда я выходила за него замуж, дочка академика, обученная игре на виолончели, пению романсов, вышивке, этикету, кулинарии и бальным танцам, цели у него были совсем иными.
Тогда ему нужна была интеллигентная спутница, сейчас – молодая красивая стервочка. Приоритеты поменялись. Имидж опять же поддерживать надо, дескать, мужик еще ого-го. Интересно, он когда-нибудь меня любил?
Миша ввалился в дверь в полночь, когда небо озарилось блеском фейерверков.
Пьяный.
Протянул мне потрепанную гвоздичку, издевательски подмигнул:
– Дорогая! С днюхой и наступившим! – кивнул на инкрустированный перламутром столик, на котором я разложила фото. – А, знаешь уже?
– Давно.
– И терпела. В этом вся ты. Лера настояла, чтоб сегодня… Ну сегодня так сегодня…
Конечно, ведь сегодня больнее всего.
– Жрать будем? Весело, весело встретим Новый Год… в последний раз вместе.
– Нет.
– И даже не скажешь, чтобы я отправлялся к своей молоденькой дуре, и пусть она мне готовит? Лера не молоденькая и не дура, и кашеварит классно, – муж упал на пуф, вытянув ноги в дорогих ботинках. – И я никуда не отправлюсь. Квартира моя. С тобой из совместно нажитого только мигрень.
Я молчала. Миша с трудом поднял отяжелевшие веки и посмотрел на меня со смесью досады и удивления:
– И все такая же. Молчишь. Я об тебя ноги вытираю, а ты молчишь. Как же ты мне надоела, Мариночка! Какая же ты… зануда! Хочешь спросить, что ты делала не так? Да все! Богиня на кухне, рукодельница, красавица… бревно в постели. Лучше бы наоборот: еду я всегда закажу, одежду отдам в химчистку, а вот проституток не люблю, брезгую.
– Но ты же нашел выход, – сказала я. – И всегда находил.
– О, наконец, нормально заговорила, блин! Находил. Теперь твой выход, зайка, прости за каламбур. Предъявляй претензии. А, догадался, их у тебя нет. Ты ж мышь безропотная. Тихоня! Никогда никому слова поперек! С обслуживающим персоналом на «вы»… детишек в приютах опекаешь, кошечек, собачек… вежливая, с манерами… Сказать «нет» – это ж не твое, да? Другая бы уже требовала, а ты… тоска ходячая. Ну почему ты такая… такая…?
Тоска была в голосе Миши, а у меня внутри было пусто и тихо. Ничего. Анестезия. Сколько лет я в ней прожила? Зачем? И какие, кстати, претензии к кошечкам и собачкам?
Я развернулась и ушла в комнату. Надела каракулевую шубу, подарок Миши, подумала, сняла, упаковалась в старое пальто, подхватила заранее собранную сумку.
Михаил встретил меня смехом:
– Ну конечно! Мы же гордые! Мы уходим! Куда собралась? К родителям? На что жить будете, интеллигенция? Марин, ну скажи что-нибудь! Ну побудь стервой хоть немного!
– Пропусти.
Но Миша поднялся с пуфа и заслонил дверь. И все-таки, какой же он… статный, красивый. И прав во всем. Как он вообще со мной жил, бревном?
Кажется, до Михаила дошло, что я действительно ухожу. Выражение его лица изменилось. Наконец-то я начала его узнавать. То неузнаваемое гадкое существо, явившееся мне несколько минут назад, спряталось:
– Марин,