После одной ночи безрассудного бунта татуированный тиран снова возвращается, пробравшись в мой мир без разрешения и создав проблемы, которых я не могу допустить.
Я должна покончить с этим прямо сейчас, пока мой отец не узнал о его существовании и не сделал это за меня, но Бишоп этого не допустит.
Он говорит – нравится тебе это или нет… Теперь я принадлежу ему, и ничто и никто не встанет у него на пути.
Что он отказывается понимать, так это то, что я – будущая королева подпольного преступного мира.
Он же, наоборот, никто – маленький человек, у которого ни гроша за душой, и он угроза для меня.
Существование слова «мы» для нас невозможно, но он и слышать об этом не хочет.
А я? Я точно знаю, чем все это закончится.
По крайней мере, так я думала, пока предательство не стало приносить такую нестерпимую боль, что внезапно всё потеряло смысл.
Всё, кроме него…
Тем, кто везде чужой…
К черту главную дорогу.
Проложи свою и наблюдай, как они будут толпиться у финиша.
Пролог
Четыре года назад
ЖИДКОСТЬ БАГРОВОГО ЦВЕТА ТЕЧЕТ ПО БЕТОННЫМ ПЛИТАМ, ЗАПОЛНЯЯ собой трещины, проливается на выжженную траву, уходит в корни и горит, как пламя без огня.
Какого хрена в десяти метрах от меня делает мужчина в желтых спортивных штанах, с широко раскрытыми глазами и поднятыми в воздух руками? Его губы шевелятся, но, даже если он что-то и говорит, я ничего не слышу.
Нет, не так.
Я слышу что-то глубоко в глубине своего сознания.
Крик.
Крик боли.
Крик о помощи.
Крик о пощаде.
У меня перед глазами все плывет, время как будто отматывается назад, и в моей разбитой голове заново проносится то, что привело меня прямо сюда, прямо сейчас…
– Пожалуйста, нет. Пожалуйста, не надо. Я буду вести себя хорошо. Я буду вести себя тихо.
– Ты ничтожество.
Удар.
– Дрянь.
Удар.
– Мусор.
Треск.
Снова крик.
Я не узнаю свой голос, который вырывается у меня из груди, когда освобождаюсь от кабельных стяжек, сдирая несколько слоев кожи.
Электрический провод, которым он привязал меня к этому стулу, крепко стягивает мой живот, но жуткие звуки, доносящиеся с нижнего этажа, ясно дают понять, что у меня нет времени искать что-нибудь подходящее, чтобы перерезать толстую медь, впивающуюся мне под ребра, поэтому я неуклюже поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь так, чтобы оказаться лицом к кровати.
Втянув в себя столько воздуха, сколько вмещает в себя моя сдавленная грудная клетка, я разбегаюсь и несусь задом наперед, врезаясь в стену хлипкой деревянной спинкой. Гортанный крик вырывается из моего горла, когда плечо с хрустом ударяется о стену, но я делаю это снова.
– Черт, – шиплю я. – Давай, давай же, давай…
Деревянные щепки летят на мою голую спину, впиваясь в свежие рубцы и заново разрывая полузажившие. Я пробую еще. И снова мои челюсти рискуют треснуть от того, как сильно я их стискиваю.
Я задыхаюсь, все мое тело сотрясается от ярости, когда крики с первого этажа становятся еще громче.
Теплая жидкость течет по моему правому боку, грудь вздымается, но я не останавливаюсь. Вбираю в себя побольше адреналина, и с последним треском задние перекладины стула ломаются, отрываясь от основания и левого подлокотника настолько, что теперь я могу пошевелиться и выползти из-под провода.
– Ты собралась плакать?! – кричит он. – Я тебя заткну!
– Нет! – всхлипывает она.
Мое сердце бешено колотится, когда я бегу на голос. Раны на ногах с каждым шагом кровоточат все больше и больше, но мне все равно. Я не чувствую боли.
Я почти ничего не чувствую. Новая, более темная форма ярости просачивается в мои внутренности и пробирает меня изнутри.
– Вернись, маленькая сучка! – требует он, и входная дверь с грохотом слетает с петель.
– Черт! – Я бегу вниз по лестнице.
Она выбежала на улицу.
Мы никогда не выбегаем на улицу, когда он в таком состоянии или после, – но, с другой стороны, раньше это никогда не длилось так долго.
Мой желудок подскакивает к горлу, когда в поле зрения появляется гостиная.
Осколки стекла на полу, пятна крови на загаженном пушистом ковре – постоянное напоминание, как будто оно мне нужно, о том, что он способен сделать с ней, со мной.
Моя мать прижимается к теперь уже сломанной дверной раме, накрывая