Время шло и наступил момент, когда мы совсем было впали в отчаянье. Некоторые уже чуть не плакали.
Среди нас была одна интересная, и видимо умная женщина, которая поняв насколько в нашей ситуации опасно отчаяние, предложила специально для разряжения обстановки, каждому, напоследок, поделиться о своих добрых делах. Мол, кто чего сделал хорошего в жизни и чем может похвастаться.
Сразу скажу, не все рассказанные истории соответствовали этому ее пожеланию – видимо, что людям в голову пришло, то и рассказывали.
Однако, как мне кажется, тогда действительно прозвучало несколько довольно интересных, на мой взгляд, историй.
В этой книге то, что я там услышал. Не все, конечно;)
Предпочтения оправдываются
То, что червяк называет концом света,
Учитель называет – Бабочкой.
Темень стояла жуткая. Здесь, в открытом поле, куда меня вынесло, вообще ничего не было видно. Луна и та, на удивление, совсем не давала света – будто ее вдруг выключили. Видимо очень густые тучи покрыли весь небосвод, так как звезд тоже не было заметно. Это было странно. День сегодня стоял ясный и вроде, ничего не предвещало столь резкой смены погоды.
Более того, сейчас набегу, я вдруг четко припомнил, как еще пару часов назад видел эту самую луну и даже подивился тогда, чего это она сегодня так рано выкатила.
Сзади вновь раздались крики погони, и я припустил еще быстрей. Бежать приходилось в буквальном смысле на ощупь – дороги совсем не было видно. Сзади слышались возгласы:
– Черт побери, за этим дураком не угонишься.
– В таких потемках ноги себе можно повыворачивать.
– Стреляйте ребята. Ну его к черту. Бегать еще за ним…
Тут же более громкий, командный голос:
– Нет! Не стрелять! Мне нужно с ним обязательно поговорить. Впереди обрыв. Он от нас никуда не денется.
Обрыв действительно был. Я, увлеченный бегом в такой темноте, не сразу его разглядел и еле успел остановиться в самое последнее мгновение. Затормозил на самом краю. Сзади, совсем рядом, слышался топот приближающейся погони, а впереди, снизу доносился рокот морского прибоя.
Положение было безвыходное. Я с трудом перевел дыхание и крикнул:
– Стойте суки, а то сброшусь вниз и хана… Я в отчаянии… и терять мне нечего, а вы ничего не узнаете… Правды не узнаете…
Шаги еще немного по инерции приблизились и затем стихли.
– Обождите ребята, я сам, – послышался со стороны преследователей все тот же командный голос.
– Эй, лейтенант, зачем он тебе нужен? Давай я лучше полосну его из автомата, да пойдем по домам.
– Помолчи.
В темноте мне с трудом удалось разобрать, что кто-то осторожно идет ко мне.
– Что тебе надо? Что вам всем надо от меня? Я никого не убивал.
– Не убивал и славно, – лейтенант подходил все ближе, – расскажешь, как все было на самом деле и тебя отпустят.
– Если ты сделаешь еще шаг, я брошусь в низ.
Послышался смех, кто-то крикнул:
– Ты дурак, что ли? Никого не убивал, а спрыгнуть хочешь. Так ты просто сдохнешь, а если с нами пойдешь, то будет шанс остаться жить.
– Я может, не хочу уже жить…
– Точно дурак, – сказал кто-то из оставшейся позади толпы, а лейтенант сделал еще пару шагов в мою сторону.
– Я ждал, что меня поймут. Я пришел к вам и сам все рассказал, а вы набросились на меня. Я думал, я мечтал, что истина восторжествует…
– Мечты редко сбываются, дорогой. Тебе столько лет, а ты этого до сих пор не понял?
В тот момент я действительно был в отчаянии и все это начинало меня злить.
– Сам ты козел. И дружбаны твои тоже козлы… К тому же, может и не сдохну. Нырну ловко и поминай, как звали. А вы, ссыкуны вонючие, ни за что не прыгните.
Странно, но этот последний выпад придал мне решимости и сил.
К сожалению, хватило его ненадолго. Кто-то из толпы быстро разрушил мой настрой, ехидненько выступив:
– Ха-ха. Там в низу до воды еще метров десять берега, – нырни давай, попробуй. – Ха-ха-ха…
Остальные дружным ржачем поддержали его.
– Да и незачем нам самим прыгать. У нас есть маленькие свинцовые подружки, которые куда хочешь прыгнут. И за тобой тоже. Герой хуев.
– Если ты прыгнешь – я прыгну следом. Так и знай, – сказал тихим голосом лейтенант. Он еще не отдышался от погони, и разговор явно давался ему тяжело. Слова вырывались с присвистом. Может, как раз эта натужность и придавала его словам убедительности.
– Ты?
– Я.
– Значит ты еще больше дурак, чем я.
Тут мне вдруг пришла