Рен не терпелось лечь в своей новой спальне, но воодушевленная успехом их первого королевского тура Роза была слишком возбуждена, чтобы лечь спать, а потому взялась за полную ревизию дворцового гардероба Рен. Время от времени в воздух взлетала пара неподходящих брюк или поношенный ботинок.
– Почему мы не можем заняться этим завтра? – в третий раз спросила Рен. – Или вообще никогда?
– Нет-нет-нет, – пробормотала Роза, наморщив нос, увидев заляпанное платье. – Поверь мне, ты будешь рада, когда мы закончим. Рен, вот как ты умудрилась уже все испачкать грязью? Ты даже не надевала это платье!
Рен с мимолетной нежностью вспомнила, как во время тура в приступе скуки она спряталась в дорожном сундуке, чтобы выскочить и напугать Розу. Ее сестра закричала так громко, что прибежали стражники. Возможно, ей следовало сначала снять дорожные сапоги и не портить эти красивые платья. Но ее не страшили грязь, песок или беспорядок. Иногда среди великолепия королевского дворца она ловила себя на том, что скучает по диким пляжам Орты, по запаху морской соли, доносимому легким ветерком, по приятному хлюпанью мульчи в окружающем лесу и царапанью древесной коры под пальцами, когда она взбиралась на деревья все выше и выше, пока не получалось разглядеть все до самого горизонта.
Роза вздохнула, обнаружив очередное испачканное платье, затем выразительно посмотрела на сестру.
Рен так захотелось выползти из окна, спуститься по башне и сбежать в пустыню, но у нее болели ноги, и это не стоило того гнева, с которым она столкнется, вернувшись во дворец. И она надула губы, как обиженный ребенок, и отвернулась.
Поднялся порывистый ветер, повеяло холодом. Рен протянула руку, чтобы закрыть окно, и увидела свое отражение в стекле: бледное лицо, впавшие щеки и серебристая прядь в волосах – знак ее горя из-за потери Банбы и суровое напоминание о том, что мир, в котором она выросла, защищенный и управляемый ее непоколебимой бабушкой, больше не тот, в котором она жила. Седина напоминала о трещине в ее сердце.
Но жизнь продолжалась. Спустя две луны после битвы за Анадон, в которой близнецы сразились с повстанцами, пытавшимися свергнуть их, Рен разрушила древнее проклятье, оно когда-то разделило магию на пять нитей, сделав ведьм чародеями, бурями, воинами, целителями и провидцами. Теперь ведьмы Эаны могли контролировать каждую нить, как и до того, когда эти силы у них отняли, их расколол злой предок Онак Старкрест более тысячи лет назад. Рен и Роза вместе защитили свой трон, а потом проявили милосердие к тем, кто восстал в страхе перед ними и ведьмами.
Пока все шло хорошо, но в глубине души Рен не чувствовала умиротворения.
– Это совершенно бесполезно, – объявила Роза. Она поднялась на ноги и посмотрела на шкаф Рен так, словно он лично обидел ее. – Теперь, когда мы вернулись, тебе нужна собственная швея.
– Я не против, – согласилась Рен, захлопывая окно.
– К счастью, я знаю одну, – продолжила Роза, – она сшила каждое мое платье.
Даже после утомительного тура Роза выглядела именно так, как и подобает принцессе, в розовом платье с корсетом, отделанным золотой парчой. Ее идеальные каштановые локоны были собраны заколкой в виде розы. Зеленые глаза, яркие, как изумруды, сияли на лице, порозовевшем от усилий привести в порядок одежду Рен.
Рен заправила серебристую прядь за ухо и посмотрела на свое мятое голубое платье, жалея, что не выглядит такой же собранной, как ее сестра. Ей хотелось испытать такое же чувство покоя и уверенности.
– Не знаю, что я без тебя делала бы.
– К счастью, этого мы не узнаем. – Роза отшвырнула стоптанный ботинок в сторону, подходя к Рен. – Для этого и существуют сестры – проявлять заботу. – Она обвила Рен руками, тепло объятия прогнало холод, поселившийся в Рен, прочь. Когда Роза отстранилась, то пристально посмотрела в лицо сестры и поджала губы.
– Ох, Рен, ты выглядишь такой уставшей. Тебе стоит отдохнуть. Правда! Нам многое предстоит сделать.
– Не могу дождаться, – сказала Рен, пытаясь проявить хоть каплю энтузиазма.
Роза рассмеялась, заметив ее попытку.
– Спокойной ночи, Рен! Завтра начнется настоящее правление Эаной. – И она выскочила из комнаты, напевая на ходу. Когда дверь за Розой закрылась и в комнате снова воцарилась тишина, Рен рухнула на кровать, где скомканным ворохом лежало знакомое платье на меховой подкладке. Роза, должно быть, швырнула его через всю комнату во время своих раскопок.
Рен прижалась лицом к платью, вдыхая аромат дикой сосны и свежего снега. Ее мысли, как это часто бывало, вернулись к Гевре, к королю Аларику, к Тору и Эльске. И затем, подобно сворачивающемуся молоку, ее мысли обратились к Онак, которая спустя тысячу лет вырвалась на свободу из своей ледяной могилы на северном континенте и теперь скрывалась где-то в его дикой местности.
Время,