Поезд стремительно проносился по железным путям, заставляя пейзажи меняться один за другим. Я смотрел в окно купе и позволил детским воспоминаниям поглотить меня. Помню, как ждал возвращения отца из каждой его поездки, чтобы послушать новые удивительные истории. Ребенка ведь так просто удивить и стать в его глазах лучшим человеком в мире, нужно лишь кормить его историями. Однако, чем старше я становился, тем больше мы отдалялись друг от друга. Мне было уже не интересно слушать рассказы отца, которые все больше и больше отдавали безумием.
Хмурое небо и накрапывающий дождь говорили о приближении к Лондону. За дверью купе доносился гул нетерпеливых пассажиров, которые уже вовсю готовились покинуть поезд. По окнам стекали крупные капли дождя, создавая причудливые узоры. Спустя пару мгновений поезд начал сбрасывать скорость, и я неспешно сложил вещи обратно в чемодан. По правде сказать, скопление людей всегда меня нервировало и я ощущал себя не в своей тарелке. Хотелось по скорее сбежать обратно в тишину.
Сойдя с поезда я невольно поёжился от холода и поднял ворот своего пальто. Осенний Лондон никогда мне не нравился. Морось и влажный воздух создавали грязь и плесень, что не добавляло красоты и без того грязному городу. Промышленный смок накрывал город словно одеяло и даже на вокзал просачивался отвратительный аромат Темзы.
Оглядевшись, я взял свой чемодан и пошел вдоль перрона, желая скорее покинуть людное место. Вокзал был заполнен людьми, казалось будто все жители Лондона сейчас были здесь. Пробираясь сквозь толпу, я увидел Эмброуза которой уже ожидал меня у выхода.
– Генри, сколько лет! Я так рад тебя видеть, – сказал Эмброуз, протягивая руки, чтобы обнять меня.
Эмброуз был дворецким нашей семьи, сколько себя помню. Высокий мужчина преклонного возраста с сединой, которая уже изрядно покрыла его темные волосы. Эмброуз всегда был вежлив и сдержан, как истинный англичанин. Педантичен и никогда не опаздывал.
– И я рад тебя видеть, друг, – сказал я, обнимая его в ответ.
– Как добрался? Отвык уже наверное от Лондонской погоды, – спросил дворецкий, пакую мой чемодан в карету.
– В Париже хотя бы приятнее пахнет, – с усмешкой ответил я.
Карета тронулась по брусчатой дороге, позволяя осмотреть забытые улицы города. На каждом углу виднелись чистильщики обувь, единственные кто был рад такой погоде. Не ухоженные фасады зданий добавляли городу мрачности. Деревянные вывески с облупившейся краской качались на ветру, заставляя металлические цепи скрипеть. Эмброуз рассказывал последние новости Лондона, которые я слушал в пол уха, погрузившись в свои мысли. Уличные торговцы во всю готовились к празднованию Рождества, узкие улочки и дорожки с трудом вмещали толпы людей готовящихся к празднованию. И это лишь подтверждало мои мысли о том, что за завещанием отца я отправлюсь только завтра.
Кеб остановилась у парадного входа дома и я на секунду замер, всматриваясь в знакомые окна, в которых обычно виднелся отец, курящий трубку и задумчиво изучающий улицу. Тем временем, Эмброуз уже выгрузил мой чемодан и открыл входную дверь, приглашая меня войти.
Зайдя внутрь, меня встретили привычные желтоватые обои коридора, которые были уже изрядно потерты, а комод у входа требовал обновить фасады. В доме все еще пахло лавандой и мятой. Отец всегда говорил, что это любимый запах матери и это создавало для него ощущение, что она все еще рядом. Пройдя вглубь дома, я остановился у портрета отца и матери, который висел возле лестницы ведущей наверх. Они были такими счастливыми и еще не знали, что скоро эта идиллия рухнет, как карточный домик. Мать я совершенно не помню. Она умерла спустя пол года после того, как дала мне жизнь. Я всегда чувствовал вину за это, ведь болезнь одолела ее сразу после родов. Отец никогда меня не винил, но я не мог отделаться от этой навязчивой мысли. После смерти матери, отец более не женился и даже никогда не захаживал в публичные дома.
– О, Генри, ты наконец-то приехал, – послышался голос Бетти, которая уже спешила ко мне из кухни, торопливо вытирая руки об фартук и сияя от улыбки.
– Я не мог пропустить твои чудные пирожки на праздник, – ответил я, обнимая горничную.
– Придется немного подождать, я только отправила их в печь.
– Я готов их ждать целую вечность, – ответил я, одарив горничную теплой улыбкой.
Бетти кивнула и поспешила вернуться на кухню. На лестнице послышались шаги Эмброуза, который уже отнес мои вещи в комнату. Я поблагодарил его и направился осмотреть дом, в котором провел большую часть своей жизни.
Поднявшись наверх по скрипучим ступеням, я зашел в кабинет отца, который скрывался за массивной деревянной дверью. Настенные часы разрушали тишину своим тиканьем. На письменном столе в чернильнице стояло перо, на котором уже засохли чернила, а на углу сложена стопка документов и отцовские очки в потертой оправе. В кабинете стоял запах табака и казалось, что отец просто вышел по делам и совсем скоро вернется. В центральной