Я не люблю: бегать, потому что у меня появляется одышка; когда ругаются, потому что становятся некрасивыми лица; когда непонятно, потому что хочется понять; варёные овощи, потому что они бе-е-е, и когда молоко проливается, и падает на грязный пол печенье.
Меня не любят из-за того, что я бегемот. Я ничего не понимаю».
Бегемот Бенедикт сидел за столом и писал в зелёной тетрадке в клетку свою ав-то-би-о-гра-фи-ю. То есть не совсем писал. Буквами было записано только «я люблю» и «я не люблю». Бенедикт очень гордился тем, что он знает букву «ю» и умеет правильно ставить её в нужное место. Честно сказать, теперь он опасался тех, кто самоуверенно пишет «лублу» в записках и раздаёт их направо и налево. Хуже было только «ни лублу».
Итак, в этой автобиографии буквами были написаны только пять слов. Остальное Бенедикт нарисовал цветными карандашами, всего двумя цветами – зелёным и красным. Зелёный он очень любил, потому что это был лягушачий цвет, а красный вызывал у него тревогу. Так что оба цвета как нельзя лучше подходили к обстоятельствам.
У Бенедикта получилось двенадцать маленьких картинок, таких, что только он сам и мог в них разобраться. Вот и хорошо. Значит, это будет его тайна, и даже если зелёная тетрадка попадёт к врагу, тот ничего в ней не разберёт. Врагов вокруг в последнее время стало немало, и надо держать ухо востро. А папе он и так всё расскажет. Потом.
Если бы кому-нибудь пришло в голову спросить его, Бенедикт не сразу бы ответил, зачем он – обычный первоклассник семи с половиной лет от роду – пишет целую автобиографию. Он и слово-то это узнал совсем недавно, из книжки про поросёнка Фунтика. Слово было непонятным, и пришлось идти к папе за пояснениями.
Папа сказал, что автобиография – это когда кто-то сам пишет историю своей жизни и рассказывает о самом важном, что с ним произошло. А ещё папа сказал: «Если тебя что-то беспокоит, печалит или злит – напиши об этом. Если что-то радует – тоже напиши. Если запутался в чём-то и не можешь разобраться – напиши тем более». Бенедикт запомнил.
Он действительно запутался и совсем-совсем не мог разобраться. Он-то считал себя просто собой, Бенедиктом, который живёт в обычной московской квартире, в доме на улице Борисовские пруды. А оказалось, людям почему-то важно, что он бегемот. И что быть бегемотом почему-то плохо.
Вот так живёшь семь с половиной лет, гуляешь с папой по набережным, считаешь лягушек, кормишь уток белым хлебом, играешь с малышами в песочнице, здороваешься с консьержкой в подъезде и с продавщицей тётей Раей в овощном магазине, где папа любит покупать кривоватые розовые яблоки сорта «Малинка», самые вкусные на свете, и никто, никто не говорит тебе, что быть бегемотом – плохо. А потом – р-р-раз – и это знание опускают тебе на голову, как тяжёлый и твёрдый рюкзак первоклассника…
…Шла вторая неделя октября. Бенедикт уже почти привык вставать ужасно рано. Папино «Беня, вставай!» всегда очень некстати пробивало сладкий утренний сон, но Бенедикт просыпался без капризов. Он выбирался из-под одеяла и шлёпал сонными ногами на кухню, где папа уже грел в микроволновке стакан молока и клал на маленькую тарелочку печенье. Бенедикт ел и смотрел в окно. Они жили на первом этаже, и прямо напротив их окна, на детской площадке, рос старый клён. По утрам клён махал Бенедикту жёлтыми ветками и как будто улыбался. «Значит, день будет хорошим», – думал Бенедикт. Обычно так и было. Но только не в тот четверг.
Бенедикт, как всегда, пришёл в класс за десять минут до звонка. Он любил не спеша достать из рюкзака учебник, тетрадь и пенал и ещё чуть-чуть поглазеть на ребят. Их было много, целых двадцать семь человек, не считая его самого. Они носили брюки и жилеты или юбки и жакеты, всегда синего цвета. Несмотря на это, они были очень разные: мальчики и девочки, шустрые и тихие, светловолосые, темноволосые и даже рыжие, с косичками, хвостиками или коротко стриженные. Большинство ребят вместе ходили в детский сад и знали друг друга хорошо. Бенедикт в детский сад не ходил и близко никого не знал. Некоторых своих одноклассников он раньше встречал на улице, когда они играли на детских площадках или шли за руку с мамами и папами домой, но подружиться ни с кем из них ему пока не довелось.
Совсем новенькой и никому не знакомой была и девочка Женя. Её парта стояла по диагонали от парты Бенедикта и соприкасалась с ней уголком. У Жени были две косички с белыми резинками на концах. На лице у неё жили глазки-пуговки, игрушечный носик и маленький ротик. И вся она была похожа на куколку: так же забавно водила головой из стороны в сторону и так же далеко могла развернуть корпус, если хотела посмотреть по сторонам.
И с Бенедиктом, и с Женей знакомиться и дружить никто не спешил. Бенедикта это не задевало: он и сам предпочитал сначала как следует присмотреться к человеку, а потом уже предлагать ему дружбу. Так ему советовал папа.
По правде сказать, за все семь с половиной лет, что прожил Бенедикт на свете, он так и не успел ни к кому присмотреться настолько, чтобы ему захотелось назвать кого-то другом. Но девочка Женя заинтересовала его: от неё розово пахло шампунем, и сидеть рядом с ней на уроках было приятно.