Бода крякнул от такого «похлопывания» и процедил:
– Гром тебе в задницу, Пер! Вечно ты со своими тупыми шуточками. Иди вон Кабана позадирай, может, он тебе зубов поуменьшит.
Пер радостно заржал. На его вкус шутка явно удалась.
– А чего с клавой возишься-то? Надел бы нейроинтерфейс. Быстрее и проще же! – он с любопытством взглянул на небольшую клавиатуру, издающую приятные клацающие звуки.
– Не люблю я его, – не глядя отмахнулся Бода, – сосредотачиваться надо. О постороннем не думать, процесс держать.
На столе черные песчинки на глазах выстраивались в лесенки и башенки, прокидывали тоненькие, с волос толщиной, провода от пирамидок к «небоскребам».
– Опять со своими роботами ковыряешься? Использовал бы «церебро». Задал цели и корректируешь результат. Вечно ты во все норовишь ручонками залезть, – ухмыльнулся Пер, разглядывая как оживает миниатюрный город.
– Что у меня своих мозгов что ли нет? Этот «интеллект» вечно трехэтажную фигню накрутит, где можно простым и четким алгоритмом обойтись, – Бода с раздражением почесал бритый затылок. – И вообще, иди уже, куда шел! Мешаешь!
– Ладно, не кипятись, уже ушел, – в притворном жесте поднял руки собеседник.
В оружейном боксе у своего длинного и изящного байка сидел вечно мрачный долговязый Гот. На раскладном столике в математическом порядке лежали полированные детали мотоциклетной «снайперки». Пустой кронштейн сиротливо торчал из багажного кофра. Гот с мрачной и торжествующей ухмылкой электронным микрометром промерял выработку деталей. Планшет, лежащий поодаль, тут же выводил какие-то гистограммы и графики. Целая батарея с различными смазками и присадками выстроилась в шеренгу по левую руку.
– С утра пораньше драишь орудие убийства? Похвально, – махнул рукой в приветственном жесте Пер.
– Винтовка – лучший друг солдата,– мрачно отозвался тот, – хорошее у тебя утро. Час дня за бортом, – в неспешной манере речи долговязого всегда слышалась плохо закамуфлированная угроза.
– А где Буян? Помнится, вчера он мне проспорил помывку байка. Долг платежом красен.
– Как обычно, лежит пьяный в рембоксе, – презрительная ухмылка на секунду пересекла бледное вытянутое лицо. Не то, чтобы Гот был убежденным трезвенником, нет, пылающие шоты абсента он опрокидывал так же лихо, как и прочие. Но никто никогда не видел его в стельку пьяным. Впрочем, памятуя тяжелый и мрачный характер бойца, никто к нему особо и не лез.
– Опять?! Скотина! – сквозь зубы рыкнул лидер отряда.
Как и ожидалось, Буян лежал на коротком жестком диванчике, свесив не влезшие ноги с подлокотника. Одежда его была перемазана кровью и пылью. Осколки стекла застряли в толстой коже жилета. Разбитая губа опухла, а под глазом красовался роскошный бланш.
Пер со свистом втянул воздух. Костяшки пальцев на кулаках его побелели, а губы сжались в тонкую бесцветную линию.
– А ну просыпайся, скот! – он схватил несчастного за грудки и тряхнул его так, что звякнули подшитые изнутри броневые пластины жилета. – Опять нажрался у Фредди, еще поди и в клетке дрался?! Да тебе скоро стоматологи зубы вставлять перестанут, потому что тупо некуда будет!
– А?! Что?! – дико озирался Буян. – Ох, башка! -Жалобно затянул он, обхватив свой многострадальный череп, словно пытаясь удержать содержимое внутри.
Пер с яростью швырнул страдающее тело на диван:
– Если наведешь врагов, или кто-нибудь левый прознает про гараж – убью! Нет, хуже, разжалую в пешеходы! Вымой здесь все! И все байки тоже. Чтоб через три часа все сверкало, как у кота под хвостом!
С душераздирающим вздохом страдалец привел свое тело в относительно вертикальное положение: «Сделаю».
Предводитель «Секиры Перуна» уже хлопнул дверью в святая святых – «духовный бокс», как в шутку окрестили эту мастерскую члены отряда.
Стандартный гараж на четыре легковых автомобиля был заставлен под самый потолок различной электроникой. Гудели вентиляторы, мигали разноцветные лампочки из полутьмы, остро пахло озоном. В центре в столбе голубоватого света возвышалась мощная катушка и золотой, полированный в зеркало, электрод, покрытый вычурными рунами. Лиловый тлеющий разряд облизывал изгибы символов, запинался об их острые углы, растекался и впитывался без следа в ровном зеркале желтого металла.
Рядом с электродом, раскинув руки в величественном жесте, стоял Старец. Седая, как у старинного мага, борода топорщилась, огрызаясь голубыми искрами статики. Черные очки, водруженные на орлиный нос, отражали выпуклую поверхность электрода, похожую в эту минуту на колдовскую сферу. Кожаная косуха Старца была усеяна шипами и заклепками, точно у канувших в лету олдовых панков.
Он тянул одну ноту, медленно перемещая ладони над рунами. Разряд, как приклеенный, следовал за ними. Наконец, его голос упал вниз, но ненадолго, в ту же секунду он обрел небывалую мощь и силу, взметнувшись