– Тебе жить хочется? Так поторапливайся!
– Москва! Прут, как оголтелые! – отдуваясь, прокричал Витенька, пытаясь локтем оттереть пот с толстощекого красного лица. Но чемодан гнул руку к земле, и он только мазал по подбородку. На него было жалко смотреть: в полчаса из вальяжного нового русского он превратился в жалкого провинциала-мешочника, оглушенного столичной суматохой: губы тряслись, серые глазки вылезли из орбит, узел галстука съехал набок и вверх.
– Бегом!
– Стараюсь… – с одышкой шептал замученный клиент.
Мелькнули зеленые точки на цифровом табло «Москва-Кинешма. Девятый путь, отправление в шестнадцать сорок». Проскочили милиционера, лениво облокотившегося на металлические поручни ограждения.
«Так, спокойнее, здесь не посмеют».
Детектив оглянулся. Остатки толпы с пришедшей электрички тают в темном провале подземного перехода, студенты размахивают проездными перед контроллером; бабушка бьет дерматиновой сумкой по штангам, перемкнувшим ей путь; небритый мужичок в джинсовом костюмчике с коричневым баулом остановился перед милиционером, что-то спрашивает…
«Кажется, оторвались…».
Скорым, чересчур скорым шагом они направились вдоль состава. «Посадка закончена. Провожающих просим покинуть…» – тек из открытых тамбуров мягкий баритон. Проводники в синей форме и жестких негнущихся фуражках загоняли курильщиков по вагонам.
В поезде прятаться бессмысленно. Тогда они точно окажутся в ловушке. Их найдут и убьют, даже если они запрутся в багажном отделении!
– Может, передохнем? – жалобно спросил Витенька. – Сдохну ведь!
– Сдохнешь, – безжалостно отозвался детектив. – Никуда не денешься. Вопрос только в том – когда? Если есть желание – сегодня, сейчас, то, пожалуйста, постой, отдышись… Но лучше – через три месяца, когда кончится срок договора. Аванс не хочу возвращать…
Шмыга оглянулся, замедлил шаг, ему стало скучно и сильно захотелось холодной воды.
– Впрочем, отдыхай… – безвольно махнул он рукой. – Что уж тут суетится!
Миронов тоже посмотрел назад, и встал.
Преследователи появились на выходе из перехода мгновенно, словно материализовались из воздуха. Двое спортивного вида молодых мужчин в одинаковых серых плащевых куртках; оба светловолосые, с невыразительными равнодушными лицами, неотвратимые в своей непреклонной решительности, точно восставшие из будущего терминаторы.
«Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грешных!» – даже не помолился Иван Петрович, а равнодушно и устало проговорил про себя молитву, как затверженный текст, уже ни на что не надеясь.
Фигуру милиционера качнуло, он нехотя оторвался от заграждения и перегородил убийцам дорогу. Вяло бросил руку к кепи…
– Бегом! – очнулся Шмыга.
Миновали тепловоз, впереди показался бетонный тоннель с отвесными стенами, на которых была нарисована аршинными буквами надпись «В добрый путь!». Лицо Витеньки из красного стало белым. Он тащился, спотыкаясь, волоча чемодан, словно носильщик к концу смены.
Детектив оглянулся еще раз. Милиционер спускался в переход, его кепи с кокардой качнулось над серой чертой асфальта и пропало. Терминаторы шли уверенным шагом, различимые лица деловиты, сосредоточены. О, эти умеют убивать! Вчера во дворе сталинской многоэтажки на проспекте Вернадского они устроили бойню, расстреливая живых и мертвых, только чтобы добраться до клиента, будь он неладен.
Перрон обрывался. Дальше горячей стальной паутиной расходились рельсы, переливаясь синим и черным на пропитанной мазутом земле. Беглецы встали. Впереди идущий ленивым, даже нарочито замедленным жестом расстегнул «молнию» светлой ветровки. Профи. Не жмет потной рукой за пазухой рукоятку пистолета – уверен в себе. Или пустят в ход ножи?
Тепловоз рявкнул, но беглецы даже не вздрогнули.
– Это все? – прошептал Шмыга, скривив губы в непонятной для него самого усмешке.
«Сколько там я прожил? Неполные тридцать. Много или мало? Как посмотреть. С одной стороны некоторым и меньше достается, а с другой, все же хотелось бы протянуть до восьмидесяти, возраста святых и праведников, возраста полной исчерпанности земных благ и земных страданий. На чем он спалился? На извечной своей жадности. Получил авансом тридцать тысяч евро, хотел на эти деньги купить Анечке черным лаком облитый „BMW“. Купил…»
Нащупал в кармане теплый мобильник. Позвонить? Сказать пару последних слов? Боже, сколько мороки доставит ей смерть мужа! Ехать в Москву на опознание, затем искать цинковый гроб, место в багажном отделении…
Тепловоз рявкнул еще раз, медленно тронулся, так тихо, еле заметно, что показалось, будто перронная лента поплыла под ногами, а поезд как был, так и остался на месте…
«Теперь