– Кирилл Александрович, ну что же вы, – обиженно тянет плешивый, почти хватая собеседника за рукав, – не выспались, что ли? Ну, поговорите со мной, иначе мне скучно. Нам уже садиться нужно, а их все нет и нет.
– Вон он, – по-прежнему стараясь не смотреть в лицо плешивому и отворачиваясь, роняет попутчик и кивает в сторону вокзала. Оттуда на них сквозь толпу надвигается высокий длинноногий человек неопределенного возраста со злыми медвежьими глазками за тонированными линзами очков. Он одет в серо-синюю спортивного кроя куртку и катит за собой багаж – тяжелую сумку на колесиках с длинной выдвижной ручкой.
– Я не опоздал? – спрашивает длинноногий, останавливается рядом с взъерошенным крепышом, пожимает ему руку и продолжает: – А где Светлана? Что, ее еще нет? Надо позвонить. Мы не опаздываем? Посадки нет?
– Иван Степанович, ну наконец-то вы прибыли. А то я уже собирался вам звонить. Ведь так можно было и без вас уехать, – суетится плешивый, обрадовавшийся новому собеседнику. – Нам уже пора садиться. Пора садиться. Времени осталось мало. Звоните Светлане, звоните. Билеты у меня, я их вам сейчас выдам. Ну давайте же, поторопимся.
Длинноногий достает из левого кармана джинсов мобильный и, набрав номер, ждет.
– Алло, Свет, ты где? А, и скоро? Уже идешь внутри вокзала. Наш перрон крайний справа, надо идти до самого конца. Номер поезда 72. Уже увидела? Молодец. Так мы ждем.
Он убирает телефон обратно в карман, не торопясь, принимает из рук плешивого два билета – для себя и своей спутницы – и, даже не взглянув на них, обращается к крепышу и его даме – слегка облезлой блондинке в короткой норковой шубе:
– Кстати, с Новым годом! Как встретили?
– И тебя, Иван Степанович-ч-ч-ч, с Новым годом, – неторопливо тянет крепыш, исподлобья глядя на него немного мутными свиньеватыми глазками, – всех тебе радостей, многих лет жизни. Премного благодарны, что ты вспомнил о нас, грешных, и почтил нас своим вниманием-м-м-м-м.
Демонстративно, не замечая злой иронии в словах крепыша, длинноногий поворачивается к нему спиной и идет к вокзалу, навстречу своей Свете. Увидав ее издали, начинает махать рукой с билетами. Когда она приближается, обнимает ее, целует, забирает багаж – такую же сумку, как и у него, только другого цвета – и, слегка приобняв ее, движется обратно к оставленным попутчикам. Плешивый радостно всплескивает руками.
– Ну что, все в сборе, можно садиться в вагон. Паспорта у всех с собой? Иначе не пустят. У них здесь строго, все-таки за границу едем. Помните об этом. Женя, не спи, бери вещи и за мной.
Он первым со своей дочерью – большеротой и плоскорылой, с заспанными глазами – подходит к проводнику и торопливо сует ему билеты и паспорта. Проводник, худой и пьяный, совсем не похожий на человека, скорее смахивающий на маклера из преисподней, поочередно обнюхивает всех отъезжающих и пропускает внутрь. Плацкартный вагон, сильно потрепанный, производит впечатление чего-то раритетного (на таких ездили все жители канувшего в лету союза республик свободных) и вызывает неподдельное удивление и ностальгические воспоминания из детства.
– Я думал, что таких вагонов уже не осталось, – зло отмечает длинноногий, бредя с вещами по узкому коридору вслед за плешивым. Тот энергично двигается и все время восклицает: «Нормально, а мне здесь нравится».
– Мы же за границу едем. Вагон – лицо нашей Родины. Я на таких еще к бабушке в Брянск ездил, когда ребенком был.
Вслед за ними бредут все остальные: Света, девушка неопределенного возраста, крепыш и его жена. На их лицах читаются недоумение и еле скрываемая брезгливость.
Заняв купе и две полки напротив через проход, попутчики сидят и ждут, когда поезд тронется и начнется их путешествие.
– Ну, что скажете, Иван Степанович? – выжидающе спрашивает крепыш и заговорщицки подмигивает. – Как обстановочка? Как места?
– Да нормально, Кирилл, не парься. Это ведь только начало. Будь ближе к народу, – отвечает длинноногий.
Плешивый суетится, деланно вздыхает, театрально возводя очи кверху, и клянется, что это лучшее, что можно было достать на новогодние праздники, так как купейных билетов не было. Плешивому никто не верит, включая и его самого, а его обильное слововыделение начинает раздражать. Незаметно поезд трогается, стук колес все громче и громче. Наконец появляется проводник и, забирая