Дом коммуны номер четыре между собой называли четвертым обувным или четверкой. Первый этаж стал мужским студенческим, половина второго была выделена под мужские и женские туалеты и душевые, общие кухню и прачечную, вторая половина – комнаты рабочих с семьями. Второй этаж был хорошей прослойкой между первым этажом и голубятней – на желающих прокрасться к девушкам парней часто прикрикивали, замахивались половниками, хлестали полотенцами… Они, правда, все равно бегали, но хотя бы не все разом.
***
Кровать Маши стояла с правой стороны от окошка. Оно не открывалось, а воздух сочился только сквозь длинную трещину. Первокурсница приехала вчера вечером, почти вся комната уже спала. Ее провела к свободной кровати толстая бабулечка маленького роста – комендант четвертой обувной.
–Вот, тут место твое. Где что у нас по хозяйству утром у девочек спросишь, – говорила она в полголоса.
– Спасибо, Тамара Тимофевна.
– Баба Тома меня зови. А тебя как звать, напомни? – баба Тома присела на край кровати и вгляделась сквозь вечерний свет на Машу.
– Машей. Машей Торошиной, – ответила девушка и присела рядом с бабулей.
– Машенька… Не вижу тебя толком, темно уже. Поздно ты приехала. А, ну да, электричка же так ходит. Все равно поздновато, лучше бы уж утром тогда… Ну ладно, приехала и хорошо. Главное, что место дали, не на улице и слава богу… Худая ты больно, эх, да сейчас все вы такие… – баба Тома отвела глаза к круглому окошку и замерла от каких-то дорогих и печальных ей воспоминаний и размышлений, но заставила себя стать бодрой. Встала, опершись об угол тумбочки, и зашептала в темноту, потихоньку уходя, – так, хорошо. Пропуск я тебе дала, с собой носи, будешь показывать мне как спрошу. В комнате не пить, не курить, никого постороннего не водить. Из родни если кто навестить приедет – мне скажи, пущу. Все, я пошла двери закрою и спать. И ты ложись, не мешай тут никому.
И она, поглубже засунув ноги в домашние тапочки, поплелась к лестнице, отодвигая на ходу с дороги висящие на веревках простыни, платья и лифчики. Как только ее шаги стихли, с соседней кровати послышался скрип и негромкий веселый голос:
– Ты ее не бойся, бабуся добрая, нам с ней повезло. Вот в «пятой» – там злющая бабка! У меня там сестра живет, рассказывает как та к ним в каждую кастрюлю смотрит и двери запирает раньше времени, а у нас нормально. Меня Катя Лопатина зовут, я в швейном техникуме учусь, а ты где?
Маша смотрела в сторону кровати соседки – ее было только слышно, но невидно даже силуэта, потому что какая-то одежда загораживала изголовье койки. Подсев поближе к железным прутьям спинки, Маша ответила как можно тише:
– Я тоже там, поступила только что.
Панцирная сетка койки заскрипела, Катя присела и отодвинула рукой висящую одежду – очень уж хотела разглядеть соседку:
– Ух ты! Здорово! Только я тебя не вижу, темно уже, а свет уже все выключили, будить неохота… Ну спокойной ночи, утром дознакомимся!
Она хихикнула и улеглась обратно. С других кроватей тоже стали слышны переворачивания с боку на бок и недовольные ворчания: «не угомонятся никак…»
***
В утренний запах яблок и солнечный пыльный вальс ворвались возгласы ругани:
– Поразвесили тряпки свои! Итак дышать нечем ночью! Еще и сырость развели!
– Раз такая умная тогда