Мужчина и женщина, которые зафрахтовали грузовой корабль, не особенно скучали. Они летели на новую планету, где должны были основать первое человеческое поселение с правом монопольной заготовки чудесного голубого леса этой планеты. Они уже дали планете имя взамен сухих цифр, присвоенных изыскательным отрядом. «Гаяна, – вот как она будет называться», – решила женщина, и мужчина одобрил имя. Так они летели, занимая время перелета милым воркованием влюбленных друг в друга молодых людей и планированием своего будущего дома и своей жизни на дикой планете.
Но они были не единственными пассажирами на этом корабле. Старик в инвалидном робокресле, который летел с ними на Гаяну, тоже, по-своему, тратил время. Это был дядя молодого мужчины, единственный его близкий родственник, который в свое время заменил молодому мужчине отца и мать, погибших в катастрофе. Молодая пара согласилась взять его с собой на новую планету, потому, что все они понимали, что молодая пара уже никогда не вернется на Землю и Игорь не больше увидит единственного близкого человека. Дядя и сам понимал, что ему осталось не так уж и много на этом свете, и он, хотя и был уже в почтенном возрасте, предпочел за лучшее полететь с последними близкими ему людьми на незнакомую, но вполне уютную планету, чем оставаться на цивилизованной Земле в полном одиночестве, коротать свою старость среди чужих людей и андроидов.
Но длительный перелет ужасно тяготил дядю своей однообразностью и вызывал в нем желчные размышления и депрессивное настроение. Дядя, по своей старости, не мог занять себя физическими упражнениями, ни рисовать, ни сочинять музыку он не умел, а писать на бумаге, шить или вязать казалось ему слишком скучным. И он разглагольствовал.
Вначале он пытался занимать своими мыслями вслух молодую пару, но у них никогда не хватало терпения дослушать длинные монологи старого джентльмена до конца и он обижался и замолкал. Потом старик попытался разговорить команду звездолета, но был быстро и бесцеремонно лишен возможности проникать в помещения команды, на капитанский мостик и в кубрик. После этого долгое время он говорил сам с собой, разъезжая на инвалидной коляске по туннелю, ведущему в трюм корабля, где обычно никого не было. Но потом старик обнаружил, что люк в трюм не закрыт. И тогда он проник туда и стал обращаться вслух к безмолвным рядам законсервированных роботов, которых молодая пара взяла с собой на Гаяну.
Проходя по туннелю можно было слышать его гулкий голос, разносящийся по трюму. Команда только пожимала плечами, а молодые супруги улыбались, видя такое чудачество старого джентльмена. Старик же, найдя в компании законсервированных роботов множество благодарных слушателей, пустился во все тяжкие. Уверенный в том, что никто и никогда из людей не услышит его мысли вслух, он разрешил себе быть Цицероном и Наполеоном в одном лице и отпустил на волю свое желание поучать других людей и указывать кому и как жить на этом свете. Обычно, в своей земной жизни, дядя был лишен такой возможности, никто его не слушал и его мнение, – как и что должно происходить, – никто особенно не спрашивал. Постепенно, с годами, его запал менять и перестраивать окружающую жизнь вокруг себя поутих, превратившись просто в старческое ворчание и недовольство всем на свете. Но в этом долгом полете, среди молчаливых роботов, старик получил возможность выговориться от души. Наконец-то все его слушатели своим молчанием выражали полное согласие с его мыслями.
«Вот послушайте,– говорил старик, – возьмем, к примеру, такую проблему, как бездомные животные. Как ни странно, их до сих пор много в земных городах. Ну, не важно откуда они берутся, но факт то, что они есть. А все началось с того, что перестали топить котят! Это, видите ли, позорно и негуманно. Но вот подумайте, что ждет этих котят, когда их выбрасывают на улицу?! В конце-концов они все равно погибают! Но сколько мучений от голода и холода у них впереди! И это называется гуманным!?» – горько спросил старик, обводя взглядом ряды безмолвных роботов. «А возможность попасть под колеса или гусеницы ваших механических собратьев? Хотя вы все андроиды, кроме таких, как ты вот». Старик щелкнул ногтем по единственному, полностью железному роботу. Потом он развернул робоколяску и поехал в обратную сторону.
«А дети? А больные и дебильные дети, которых до сих пор рождается много. Так вот, их тоже не усыпляют, а растят! Представляете?» – он обвел своих слушателей взглядом. «Они предпочитают оставить живое существо мучиться пять, десять, двадцать лет, прежде чем оно все равно умрет! А могли бы еще в младенчестве усыпить и избавить от страданий». Он помолчал. «Да за такие речи на Земле меня бы посадили в тюрьму, как преступника! Или вот преступники. Вот человек случайно совершил убийство. Так они засовывают его в какую-то машину и заставляют почувствовать на себе ужас несчастной жертвы, раскаяние и что-то там еще. После этого выпускают, но человек всю жизнь продолжает казнить себя. Изверги! Разве можно лишать человека забвения?! Да после такого наказания проще самому повеситься! Да-а-а, вот вам и гуманная система! А все потому, что все стали слюнтяями, нет больше твердой руки! И, главное, что и на новой планете будут такие же порядки… Понял меня, железноголовый?!»