Холодные и теплые предметы. Ирина Кисельгоф. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Ирина Кисельгоф
Издательство: Издательство "Эксмо"
Серия:
Жанр произведения: Современные любовные романы
Год издания: 2011
isbn: 978-5-699-52120-3
Скачать книгу
ни могут обольстить и обмануть пять органов чувств, заведя в тупик, из которого выхода нет. Повезло тем, у кого развит инстинкт самосохранения, – они доживают до глубокой старости, ни о чем не сожалея и ничего не ведая.

      На школьные каникулы, зимние или летние, меня отправляли к родителям мамы. Дед меня любил, бабушка – нет. Она не любила мою мать, потому не любила и меня. Она едва терпела мужа, исполняя супружеский долг, и родила маму в сорок лет. Мама была нежеланным ребенком. Если бы аборты были в то время разрешены, бабушка бы его сделала. Она всегда так говорила. В ее семье не было принято праздновать дни рождения, потому что мужу и дочери не следовало рождаться. В ее семье не отмечали праздники оттого, что жизнь – не праздник, а тяжелая, безрадостная ноша.

      Дед был известным инженером, по его проектам в городе маминого детства построено много зданий. Он всегда хорошо зарабатывал, но его доходами распоряжалась бабушка; потому мама занимала у подружки чулки на выпускной вечер, а дед отдавал в прачечную свои вещи и читал лекции студентам в неглаженых рубашках.

      Бабка едва терпела людей, раздражаясь их неизбежной необходимостью. Мамин двоюродный брат помнит, как во время войны бабка брала его за руку и уводила из дома. Они бродили по улицам до глубокой ночи, чтобы не подселили эвакуированных. Маме до сих пор стыдно за это.

      Мама вышла замуж на первом курсе и уехала с моим отцом в другой город.

      – С глаз долой, из сердца вон, – сказала бабка. – Детей не рожай. Пожалеешь.

      Мама была счастлива – она вырвалась на волю и перед ней открылась другая жизнь. Мои родители – минералоги, специалисты по редким камням. Они объездили самые красивые, самые отдаленные и безлюдные места. В городе родители жили в коммуналке, в полевых условиях – в палатках и фанерных времянках. Мама очень хотела ребенка, но у него должно было быть другое детство, счастливое и праздничное, не омраченное даже бытом, – совсем не такое, как у нее. Потому родители ждали отдельную, благоустроенную квартиру, а мама делала аборты. Потом она долго не могла забеременеть и родила меня в двадцать семь лет, хотя и не так поздно, как бабка. Я единственный ребенок в семье, долгожданный, желанный и любимый.

      Когда я приезжала на каникулы, то жила в комнате деда. Он работал ночами, и я привыкла засыпать при свете. Дед научил меня любить книги. У него была огромная библиотека и аллергия на книжную пыль. Он возвращался из университета, и мы уходили гулять по городу, по старым улочкам, тихим скверам, мощенным разбитым булыжником площадям. Мы с дедом смотрели в чужие окна вросших в землю старых домов. Подглядывали за чужим бытием, и нам не было стыдно. Наверное, дед делал это потому, что тосковал по другой жизни. В чужих окнах чужие, незнакомые нам люди всегда были вместе; мне помнятся не лица, а их выражение, всегда спокойное, даже умиротворенное. Потом мы заходили в нашу любимую пышечную. Запах моего детства – это запах мороза, печного дыма и свежеиспеченных пышек. Бабка ревновала нас к нашим прогулкам, а может, она нас боялась – ведь мы с дедом были сообщниками, у нас были общие, неведомые ей секреты. Она всегда запирала свою комнату на ключ и каждую ночь ложилась спать с деревянной доской, в которую были забиты гвозди, их острия торчали наружу. Так было нужно, чтобы дед не мог ее ночью убить; она всегда была наготове, чтобы сражаться за жизнь.

      Дед умер ночью от приступа бронхиальной астмы; его грудная клетка была раздута, лицо посинело. Он умирал в одиночестве, а бабка спала за стенкой, сжимая в руке свой спасательный круг, ощетинившийся гвоздями. Деда похоронили быстро. Мои родители не ездили на похороны, им забыли послать телеграмму. Я часто вспоминаю деда. Получается, он умер от любимой книжной пыли.

* * *

      Я не держу подруг, у меня есть приятельницы. Так повелось еще со школы. Самый красивый мальчик нашего класса дружил с Нинкой с седьмого по девятый класс. Самая прочная пара, их даже никто не дразнил, к их отношениям привыкли как к само собой разумеющемуся. Все изменилось в десятом классе. Мы сидели в баре, цедя через трубочку дорогой для школьников коктейль «В-52». Это было настоящее искусство – растянуть удовольствие от коктейля, который положено пить разом. Олег наклонился ко мне и осторожно взялся за мою руку, как за чеку гранаты.

      – Ты мне нравишься. Очень. Уже давно, – вдруг сказал он.

      Белая-белая кожа его лица на глазах взорвалась кровью и пролилась каплями пота на лбу и висках. От неожиданности поперхнувшись термоядерным коктейлем, я судорожно закашлялась и засмеялась. Он резко встал, опрокинув стул, и ушел, не оглядываясь.

      Не знаю, зачем я рассказала об этом Нинкиной подруге, Олег даже не был мне нужен. Нинка не ходила в школу неделю, у нее болело ее детское, разбитое сердце. Мне не было ее жаль, мне было жаль себя. Наша компания бойкотировала меня и Олега, а я ненавидела его за то, что стала парией, и за то, что моя жизнь изменилась. Я привыкла быть в центре внимания, но по чужой прихоти оказалась на его обочине.

      Мы встретились с одноклассниками через пятнадцать лет после окончания школы. Нинка к тому времени вышла замуж и родила дочь. Олег на встречу не приехал. Я с Нинкой вышла из банкетного зала в туалет.

      – Знаешь, я до сих пор не могу