Лориан отправился на орбиту вместе с грузом, предпочтя медленную ночную поездку на лифте, а не высокие перегрузки, которые ему пришлось бы испытать в шаттле. Он приехал на космодром прямо из форта Горн в сопровождении нескольких солдат Оливы, которые получали там новое обмундирование. Мой собственный доспех был восстановлен, тщательно отремонтирован техниками из форта и отправлен вместе с последней партией багажа.
– По словам Лориана, все готово к вылету.
– Хорошо, что он с нами, – сказала Валка.
– Еще как! – воскликнул я и подхватил ее под руку.
В конце дорожки, между аббатством и внешней стеной, нас ждал флаер. Его черные крылья были сложены, как у бумажной птички. Рядом копошились двое солдат в белой имперской форме с фиолетовой символикой магнарха – наверное, проводили предполетный осмотр. На каменной дорожке, среди тисовых аллей и кипарисов четкие геометрические линии корабля и черный металл его обшивки казались неуместными.
– Все хорошо? – спросила Валка, заметив, что я замолчал.
– Да.
Разговор о Лориане всколыхнул в глубинах моего сознания воспоминания о Паллино и Эларе, Корво и Дюране, Бандите, Айлекс и обо всех остальных. О Сиран и ее могиле на Фессе, неподалеку от кургана Гибсона.
– Просто… Красный отряд снова пускается в путь, – с ноткой горечи произнес я и почувствовал, как сжалась рука Валки, словно передавая мне свою силу. – Втроем.
Валка прижалась ко мне, и мы прошли так десяток с лишним шагов.
– Saam mang vae racka, – произнесла она на пантайском наречии тавросианцев, которое давно уже стало языком нашего личного общения.
«И троих хватит».
Повернув на прямую тропинку, ведущую через лужайку к внешним воротам, я поднял лицо к безоблачному небу.
На щеку упала одинокая капля дождя.
Какой-то солдат окликнул нас, и Валка махнула ему рукой в ответ.
– Адриан?
Увидев пилота в черной форме и красном берете, спустившегося по трапу из шаттла, я выпустил ладонь подруги и остановился. Валка прошла на шаг вперед.
– Адриан? – повторила она, указывая мне на лицо.
Я поднял руку, нащупал каплю и сразу понял, чем она была на самом деле.
– Просто дождь, – сказал я, вытирая ее, и вспомнил о словах Оливы, сказанных в ту ночь, когда мы спарринговали.
«Для меня смена обстановки в радость. Даже дождь».
Наверное, я чувствовал надвигающиеся перемены, ощущал тьму, скрытую под тусклым светом этого осеннего дня. Нессианский год подходил к концу, наступала зима – как и для всех нас. Во мне как будто проснулось полузабытое воспоминание. Я не увидел, а словно почувствовал тень, протянувшую к нам руки, тень, навстречу которой мы стремились. Быть может, вы, читатель, тоже ее чувствуете.
Вам известно, чем все закончится.
Но мои новые пальцы дрогнули, а улыбка Валки развеяла окутавший меня туман, и я вспомнил, что снова цел, что жив,