(из цикла рассказов «Гниющий Бульвар»)
Едва различимый человеческим ухом шепот, перебивал всю гармонию и сдержанный тон ночного дежурства в укрытии, терялось самое важное, а именно сама суть незаметного пребывания в зарослях дикого клена. Электронный бинокль Виктора Хайдриха имел погрешность из-за сломанного дальномера и старых линз, но небольшой группе из пяти человек, одетых в основном в лохмотья, хватало и этого. Все пятеро были «Гниющими». Они расположились на возвышенности, чтобы не выдать себя посторонним запахом, на расстоянии примерно в один километр от группы давно брошенных и полуразрушенных домов. И несмотря на то, что стемнело уже несколько часов назад, команда все еще держалась на расстоянии.
– Ну, чего мы ждем? – нетерпеливо произнес Халил, искренне надеясь услышать одобрение. – Стемнело уже. Пошли уже!
– Рано! – ответил «Носатый», произнося свои слова в нос, даже шёпотом. – Еще пару часов надо выждать. Пусть заснет.
– Ты прикалываешься? – возмущенно возразил Роланд.
В ответ на это «Носатый» повернулся, и обменявшись с ним косыми пренебрежительными взглядами, добавил не только тона в голосе, но и грубости, обернув свою претензию в едкий сарказм.
– Ты чё шипишь там? А, «Свинопас»? – ответил он громче и от того еще более гундосо. – Обычно ты не разговорчивее рыбы, а сегодня болтаешь как попугай. Напился что ли?
– Еще пару часов, говоришь? – озлобленно произнёс «Свинопас». – Я уж зад себе отморозил, пальцев ног не чувствую, а ты предлагаешь ждать «еще пару часов»?
– Молчать! – сурово обрубил их спор Виктор Хайдрих. – Будите так орать, обоим зубы выбью!
– Тебе легко говорить, – продолжил возмущаться «Свинопас», но уже значительно тише. – Ты только час на морозе. А меня заставил пол дня в этих кустах просидеть. И ради чего? Ради бабы?
– Эх ты! «Ради бабы?» – небрежно передразнил его «Носатый» – Зато какой! Вон, ради неё даже трусливый Войцех с нами пошел. Эй, Виктор! Дай-ка мне бинокль, взглянуть еще раз на эту «мадмуазель».
Он протянул руку. Виктор нехотя, передал ему электронный бинокль, а сам погрузился в раздумья, почесывая покрывшуюся грязью и запекшейся кровью бороду. Его глаза щурились от назойливых мыслей и сомнительных идей, а на лбу временами проступали морщины. Одет он был в кожаную куртку, украшенную большим количеством застежек и ремней, в два теплых свитера, в старые, но теплые штаны и ботинки коричневого цвета.
Заполучив бинокль, «Носатый» принялся жадно перебирать кнопки, пытаясь отыскать в памяти устройства отснятый видеоматериал. Он облизывался и слегка прикусывал верхнюю губу. Его улыбка была однобокой, поскольку левая щека была крепко зафиксирована коркой из запекшейся крови и загрубевшей кожи, способной двигаться лишь минимально, изрядно потрескавшейся с гнойными подтеками по краям. На носу висела многократно перегнившая кожа, вросшая в хрящевые ткани таким образом, что образовывался нелепый кривой горб, который начинался на центре лба и обрывался на кончике носа. Одежда «Носатого» была старой, камуфляжной расцветки, военного образца, что выдавало в нем бывшего солдата.
Найдя нужную запись, он повеселел. Халил, «Свинопас» и Войцех подползли ближе, и заняв места за спиной «Носатого», начали вглядываться в маленький экран устройства. Халил потирал замерзающие на морозе руки, согревал их своим дыханием. Он был одет легче всех, но жар его тела позволял ему комфортно себя чувствовать на легком морозе. Тонкий шерстяной свитер под самодельным утепленным жилетом не сковывал движения и приятно обволакивал тело, прижимал бинты к изуродованной гниющими язвами коже. Войцех в это время осторожничал, нервничал, из-за чего не произвольно расчесывал волдыри на шее. Он был самым молодым в группе. Его зимняя синтетическая куртка была собрана из кусков других одежд, давно пришедших в негодность, была испещрена грубыми самодельными швами и заплатками. Занявший самое отдаленное место «Свинопас», сунул руку во внутренний карман старого заштопанного бушлата и достал из него фляжку со спиртным. Он не стесняясь отвинтил крышку, сделал глоток прямо из горла, поморщился и вернул металлическую фляжку на свое место, в карман, поближе к сердцу. И ни смотря на это, «Свинопас» замерзал сильнее остальных, поскольку на его ногах красовались обычные летние джинсы, нещадно продуваемые апрельским ветром и намокаемые от талого снега.
– Вот она, красотка. – вальяжно произнёс «Носатый».
На экране, на фоне полуразрушенного дома, двигался силуэт молодой девушки. Фигура выходила из дома, заходила в сад, на задний двор, подходила к дороге. Одета она была по-весеннему: голубоватая куртка на распашку, темные штаны, едва заметный пестрый свитер и разноцветная шапка. Все то время пока девушка находилась на улице, рядом с ней бродила собака не известной породы, спокойная, но неприлично огромная для ручного питомца. Иногда девушка гладила пса, но тот почти не реагировал в ответ.
– Ни шиша не видно, – осторожно буркнул Войцех, опасаясь вызвать гнев других членов группы.
– Видно – прищуриваясь