Меня зовут Изабелла, и десять лет назад я была смелой, яркой и решительной восемнадцатилетней девушкой. По звучанию этой фразы, читатель, ты можешь подумать, что к моменту написания этих слов я стала трусливой, тусклой и беспомощной, но это не так: я не растеряла основных черт своей натуры – они просто-напросто перестали подпитываться энергией юности и проистекать из непоколебимой праведности наивного возраста.
Я выросла в обеспеченной семье и была старшей дочерью своих родителей, у которых, помимо меня, родились ещё две прекрасные девочки-близняшки – мои любимые младшие сёстры. Всю свою жизнь я росла с убеждённостью в том, что я унаследую состояние своего отца и смогу безбедно жить до конца своих дней; я была уверена, что мне не придётся разыскивать себе богатого мужа, чтобы подлатать своё безденежье, или же – при худшем стечении обстоятельств – искать профессию, чтобы получать низкий, но стабильный доход. Состояние моей матери, которое она должна была оставить дочерям после своей смерти, было совсем небольшим по сравнению с тем, что я должна была унаследовать от своего отца.
Ты, мой благодарный читатель, скорее всего, уже догадался о том, что мы жили в достатке. Это действительно было так; более того, мы жили богаче, чем многие наши соседи. Наше большое имение располагалось в живописном пригороде, в котором я и мои сёстры провели счастливое и беззаботное детство и которое приносило отцу настолько уверенный доход, что – я была убеждена – получаемые им деньги если и не обеспечивали стабильного прироста наших накоплений, то уж точно превосходили наши траты. Конечно же, я не знала точного состояния финансовых дел моего отца: эти сведения он не поверял даже собственной жене и держал все доходы в ведении своего доверенного управляющего; отец становился раздражительным, если я или моя мать упоминали (даже вскользь!) о нашей денежной ситуации: он быстро и недовольно высказывался о том, что ежемесячно выделял своей семье достаточную сумму для того, чтобы они имели счастье не думать о деньгах, и начинал своим хмурым и оскорблённым видом показывать, что разговор нужно было переводить на другую тему.
Помимо имения, наша семья владела квартирой в городе – в самом фешенебельном районе, конечно же – в которую мы выбирались не так уж и часто: во-первых, мне, сёстрам и матери был больше по душе вольготный воздух зелёного и не стесняющего душу своими тесными улицами пригорода, и, во-вторых, мы знали, что отец, уезжая в город, предпочитал проводить в этой квартире всё свободное от дел время и, со слов его слуг, не любил, когда его беспокоили.
Я думаю, что настало время сказать несколько слов о моём отце. Отец был старшим сыном одной весьма неординарной супружеской пары: моего деда – не очень состоятельного, но очень гордого представителя местного дворянства, и моей бабушки – необычайно богатой и невероятно своенравной иностранки, принадлежавшей к той нации, которая не смотрела на супружество с таким же трепетным благоговением, как наши соотечественники. Каким образом им удалось сойтись и вступить в брак – я не могу сказать, так как история их знакомства и отношений обросла такими непролазными легендами, что спустя все эти годы никто не мог сказать, где была правда, а где – ложь. Тем не менее моя бабушка родила моему дедушке семерых детей, прежде чем решила, что брак был ей неинтересен, и вернулась обратно к себе на родину, чтобы продолжить жить той жизнью, к которой она привыкла до того, как вышла замуж за моего деда – беспечной, богатой и яркой.
Мой отец, как я уже сказала, был её старшим сыном. Вернувшись в свою родную страну, бабушка не забыла про своих детей и закрепила за каждым из них достойную сумму, которую он или она должны были получить по достижении совершеннолетия. Мой отец – как он рассказывал мне и моим сёстрам – осмелился на одно рискованное вложение, которое, однако, окупилось, и позволило ему стать тем, кем он являлся сейчас – богатым и уверенным в себе отцом благородного семейства.
Здесь, я думаю, мне нужно сделать неожиданное отступление и рассказать тебе о моих двоюродных братьях и сёстрах. У меня есть одиннадцать двоюродных братьев и двенадцать двоюродных сестёр. Я не могу сказать, что я не была с ними знакома, но я также не могу сказать, что мы поддерживали хоть какие-то значимые связи. Мой отец почти всю свою взрослую жизнь находился в ссоре со своими братьями и сёстрами из-за наследства своей матери – точнее, из-за манеры, которой моя бабушка решила разделить деньги между своими детьми, дав каждому из них одинаковую сумму и не дав моему отцу – как старшему сыну – ни гроша больше. Стоит ли удивляться, что мои кузены – как следствие этой ссоры – всю мою жизнь поддерживали со мной шапочное знакомство, не вступая со мной в длительные переписки и удостаивая меня холодным кивком головы в тех случаях, когда мы встречались с ними в городе или на светских собраниях. Разбогатев, отец, однако, не поспешил писать примирительные письма своим братьям и сёстрам, которым уже успел отправить не одно разгорячённое послание об их неблагодарности,