Спустя минуту стол гостиной обрел свой привычный вид с половины первого ночи до шести утра – бутылка островного шотландца, непременно закопченного торфяным дымом, бокал из набора, подаренного лучшим другом на тридцатилетний юбилей, и кружка воды. Пил Авет всегда быстро, маленькими глотками, прогоняя порцию несколько раз во рту, пока жжение, охватывавшее вначале, не отступало. Когда он попадет в чистилище, и у него справятся о самых счастливых мгновеньях его жизни, он, не моргнув глазом воскликнет: «Каждый день с часу ночи до шести утра!». Все его несбывшиеся мечты оживают в это время, обретая форму мертвецов, эксгумированных после многолетнего захоронения. К нему приближается ушедшая юность только для того, чтобы произнести: «Я вернулась к тебе тенью твоих воспоминаний, я сейчас уйду, но пока я с тобой, ты счастлив. Пой, танцуй, мечтай, воодушевляйся, я – твоя юность, я – твой нескончаемый заряд, что мало-помалу гас и уменьшался, пока не оставил тебя наедине с отупляющей обыденностью.
И в этот раз, как в предыдущие девять, Авет напился до беспамятства, упал на диван, позабыв о своих несчастьях, о равнодушии жены к его ремеслу, ее скудоумности, направив весь мир по известному назначению, попытался уснуть. Эти мысли настигали его каждый день, становясь все невыносимее, звонкий вихрь битых осколков распарывал его и так обтрепанную голову, измученную сожалениями об упущенной юности, неудачной семье, где жена старательно изображала холодное безразличие к его неуемным попыткам писать, создать что-то стоящее. Родители, с детства относившиеся недоверчиво к его бурной фантазии, опасались ее, и потому всячески пытались потушить, уверяя сына в бесплодности его идей. Тем больше он шел им наперекор, тем сильнее распалялось пламя мечты. А поскольку его ремесло – это успех, который он сковал сам, то зачем нужно делиться им с женой, родителями, а тем более с сыном, чье рождение и вовсе не планировалось? Черт бы побрал мою жалкую жизнь – окруженный сотнями поклонников одинокий несчастливец.
ГЛАВА 1
«Нужно спешить, скоро утро». С этими мыслями Авет бежал к парковке сквозь колющий лицо предутренний морозец, обрамленная редкими мотыльками огней чернота города спала тихо, ее вовсе не смущало, что в ее недрах звенит беспокойством одна гадливая, как он сам считал, душа, спешащая скрыть следы содеянного. Запрыгнув в машину, он вспомнил, что оставил дома кошелек. Наверное, для таких случаев есть какой-то порядок оплаты, легкомысленно думал он, обуреваемый плотными хмельными парами. У шлагбаума нажал кнопку связи.
– Слушаю, – ответил сонный охранник.
– Как оплатить без наличных и карты? – затараторил Авет.
– По QR-коду на парковочной карте, – спешный ответ утопил половину его вопроса.
Авет потянулся за телефоном. Не обнаружив его в привычном месте, он лихорадочно дернулся, словно огретый раскаленной кувалдой. Забыл! Забыл телефон! В беспамятстве развернув машину, он приткнулся в ближайшее место, выскочил из машины, и помчался обратно. «Подъезд третий, этаж… этаж! Шестой, седьмой?», метались мысли сквозь пьяную пелену. У двери в подъезд попытался вспомнить код, тщетно. В отчаянии он силой потянул ручку, оторвав крепкие магнитные замки, и устремился к лифтам. «Господи, только бы я угадал с квартирой», молился он по пути вверх. «Этаж шестой, наверняка. Сейчас я постучу, она откроет, и вернет мне телефон».
Залитый ровным полуночным светом, мирно спавший коридор пробудился от его звонких шагов. Клокот их разносился на весь этаж, неся в себе весь леденящий ужас, сковавший незадачливого искателя ночных развлечений. Он сновал по ряду совершенно одинаковых дверей, силясь вспомнить, из какой вышел пять минут назад. Кажется, эта. Он подошел, нажал кнопку звонка. Тишина. Нажал снова, не дожидаясь ответа, постучался долго и настойчиво. Затем припал губами к щели между дверью и косяком:
– Открой, пожалуйста, это я, был у тебя пять минут назад. Я оставил телефон. Открой, пожалуйста.
Его обреченная просьба утонула в мертвой тиши. Наверное, не та дверь. Он подошел к следующей, повторил то же самое. Тщетно. Он окидывал двери беспомощным взглядом, его сдавили отчаяние и усталость. Угнетаемый страхом грядущей трагедии, он шатался по коридору, затем присел на корточки, и несколько раз шумно вздохнул. Мне конец. Он бросился к выходу, пытаясь добраться домой прежде, чем проснется жена, и придумывая небылицу о том, как он потерял телефон глубокой ночью. Ей нужен повод для разрыва, и лучшего подарка, чем это предательство, вовсе не найти. Впрочем, пусть идет. Писатель – птица вольная и одинокая, ни к чему мне ее поддержка, которой так и не дождался. Но нет, одернул он себя, я не выдержу этого тернового венца бесчестия. Нужно спешить.
Опущенный шлагбаум больше не являлся препятствием – он с разгона разнес его, тешась глупой надеждой не быть пойманным. Ночной город тронула сизая полоса