Я отключилась?
Это какая-то шутка?
Боже, почему так больно…
Вопрос, заданный вслух привлекает чье-то внимание. Я чувствую, как дощечки под моим обмякшим телом приходят в движение. Поднимаю грузную, как от удара булавы голову и застываю, словно одна из каменных фигурок, которых так любил коллекционировать мой муж.
Свет от уличных фонарей подсвечивает облик палача, делая его чётче, скрупулёзно обрисовывая каждую напряженную мышцу. Из-за тяжелого дыхания грудная клетка ходит ходуном, губы плотно сжаты, пока горящие глаза ловят мой расфокусированный взгляд, заставляя каждый миллиметр тела покрыться тонкой коркой льда.
Секунда.
Дикий ужас охватывает каждую одеревенелую мышцу, запуская в организм бомбы удушливого страха, который моментально испаряет весь кислород. Как будто меня выбросили с третьего этажа прямо на плиты бетона, заставляя лёгкие сгорать изнутри без единого шанса на вздох. Со скоростью света из его глаз вылетают невидимые гвозди, что на живую пронзают нежную кожу, намертво прибивая меня к полу. Воспоминания едким потоком проникают в мысли, вспыхивая алыми фрагментами.
Он не оставит меня в покое. Он убьет.
– Нет! – кричу что есть силы, но из-за охрипшего голоса зрелище выглядит жалко, и похоже только вызывает смех у моего мучителя. Чувствую себя раненой зверюшкой, которую наконец-то загнали в логово, пока он медленно, словно хищник, продолжает сокращать расстояние между нами.
Тело не слушается, как будто специально снижая мои шансы выжить до минимума, отвергая все попытки сдвинуться с места. Вою от несмолкающей рези внизу живота, поднимая перед собой трясущиеся руки.
Они в крови. Моей крови.
Стеклянные глаза когда-то любимого мужчины блестят от восторга, хаотично бегая от макушки до кончиков пальцев, оценивая причиненный мне вред. Он выглядит, как наркоман, впервые вкусивший запретный, но такой желанный кайф. Упиваясь моей слабостью, его губы трогает безумная улыбка Джокера. Физически ощущаю, как ядовитая смесь моей боли бальзамом ласкает его чёрную душу, вызывая новый приступ паники, пока образовавшуюся тишину не прерывает писк наручных часов, предупреждающий о слишком высоком пульсе, что моментально отдается гулким свистом в ушах.
Вдох.
Выдох.
Нужно попытаться успокоиться. Я справлюсь. Должна, если хочу жить.
– Кэти, слава Богу. Пришла в себя, маленькая? Ты так напугала меня, я не находил себе места, – обманчиво мягким голосом выдает он.
Врет.
Они все врут, надевая на себя маски благородных мужчин, готовых отдать за тебя жизнь. На деле же только глаза выдают их истинные эмоции, зачастую противоречащие сладким словам. Почему озарение приходит к нам только в момент, когда с нами случается что-то ужасное, граничащее со смертью? Если бы я знала…
– Ну же, давай я помогу тебе встать. Ты здесь такой бардак устроила. Прямо как с цепи сорвалась.
ЭТО ВСЁ НЕ ПРАВДА! ЭТО НЕ Я!
Перепонки разрывает от мощного крика, который застревает словно кость в горле, оставаясь блуждать эхом в моей голове, так и не достигнув слуха мужчины.
– Я уже хотел начать без тебя, но раз ты проснулась, думаю самое время тебе убрать весь этот беспорядок. Ты же любишь убираться, да, маленькая? – рыча, он нависает надо мной словно грозовая туча, протягивая свои грязные руки.
Они тоже в крови.
– Не прикасайся ко мне! – снова пытаюсь подняться, но не могу. Чувствую себя хорошо отбитым куском мяса, который вот-вот поджарят на огне. Мысленно забиваюсь в темный угол и представляю, что я всё выдумала.
– Это не с тобой, не с тобой, Кэти, – как мантру повторяю слова про себя.
– Хватит орать, ты всех соседей напугаешь. Полиция нам не к чему. Чего ты от меня ожидала после того, что натворила? Может, что я приду к тебе с букетом цветов, и приглашу тебя на ужин? Или промолчу? Так ты себе это представляла? Отвечай! – его рука со свистом разрезает тугой воздух между нами, застывая в паре сантиметров от моего лица. Ладонь сжимается в кулак, а тело подрагивает, словно в лихорадке.
Второго акта я не выдержу.
Думай же, Кэтлин!
– Моим сотрясением ты вправил мне мозги. Боюсь если ударишь еще раз, все труды пойдут насмарку, – выдаю совсем не ту фразу, что заготовил мой мозг, но никак не могу удержаться, чтобы не задеть этого психа.
Как я раньше не замечала его склонность к насилию? Почему была такой наивной дурой, не видящей дальше своего носа? А может быть я никогда и не хотела этого видеть…
Не успеваю закончить мысль, как меня хватают за волосы и поднимают на окаменевшие от страха ноги, что мгновенно отдается пульсацией в затылок, повышая давление и шансы потерять сознание от череды непрекращающихся качелей в моей голове на порядок выше.
Чёрт!
– А теперь послушай меня, лиса, – он специально делает ударение на этом прозвище, пытаясь уколоть больнее.
Да куда больнее, придурок?
– Мне