Выехали – колеса визжат по снегу нечищенному – они первые сегодня со двора, а вчера навалило, наметелило – и поворот на одинокую улицу, только прилегшую отдохнуть.
– Спи, Васька, – мама назад рукой шарит, по волосам Ваське, ласково, но рука холодная, кожа красная. – Спи, еще рано.
Папа ворчит, что печка «не фурычит», от него и от сиденья пахнет сигаретами, морозом и, должно быть, еще задатком утра, месяцем в небе и пургой в щелях двери.
Васька из одеяла нос высовывает, принюхивается, чтобы получше распробовать. Шмыгает – мороз укусил – мама тут же, будто по сигналу снова оборачивается:
– Сопли?
Васька кивает, одеяло на голову натягивает поверх шапки. Мама уже назад всем телом, рукой под подбородком у Васьки шарит, завязки развязывает, платком по носу елозит, потом поплотнее плед натягивает.
– Все спи, спи. Ехать долго.
Васька ложится на сиденье, носки под плед. Еще сиденья холодные, там где нога, вообще Арктика, а сверху греет первым теплом. Сквозь окна, если задрать голову, ничего не видно: только узоры морозца, и Васька думает – это на снежинку похоже, а это в фонарях проплывающих вспыхивает созвездие, а эти две слиплись, расплылись да так и замерзли.
– Спи.
Васька просыпается от того, что за черными окнами уже совсем не черно – робеющий бледный свет выбеливает окна, в машине тепло, но узоры никуда не делись, созвездия на месте. Васька садится, одеяло больше не хочется, да и куртку больше не хочется.
Вперед хочется смотреть из серединки.
А там – зимний лес. Узкая колея, и дорога белая вьется между елями, асфальта нет, и до весны его не увидишь, а машина летит будто над самой дорогой, гладко, мягко, и ели навстречу. А, может, это они летят на машину, а не наоборот.
И верхушки у елей будто пики острые, раскрашенные в розовый, как у Васьки в раскраске – омытые рассветным солнцем. И впереди небо тоже розовое, сверху синее, а посередине полоска: если смешать синий и розовый, это фиолетовый получается? И машина ревет, печка сопит и мама вместе с ней, только папа серьезный, неподвижно гонит по белому насту машину в розовом лесу и вдруг –
Провал, просека с электрическими вышками, где деревьев нет, и между ними на краткий миг ярко выстреливает солнце и прямо Ваське в глаза. Он жмурится от неожиданности, и в следующее мгновение солнца уже нет.
И снова лес, лес – бесконечные ели да розовые пики.
Зависть
В детстве, то есть где-то с семи до десяти, а может даже до одиннадцати, потому что потом наступило время, когда Гарри Поттеру прислали письмо, а еще если сократить год, который он не перескочил в 4 классе, а проучился, так вот в детстве Васька ужасно завидовал тем ребятам, которые летом ездили на дачу. У самого Васьки дачи не было (не у него, конечно, а у его родителей и бабушек-дедушек, тетушек-дяденек, ни у кого не было), и поэтому лето он проводил в городе – в летнем лагере при школе, который от школы мало чем отличался тем же запахом сосисок и макарон, сладостью трубочек с кремом и ворчливым охранником на входе, зато отличался уроками сокращенными, отсутствием домашнего задания и долгими прогулками – но во дворе школы. Потом Васю забирали и он проводил остаток дня во дворе, где он и другие ребята друг другу сочувствовали в отсутствии дачи и потому всячески пытались ее заменить. Например, можно было прыгать по крышам гаражей, устраивать драки шариками с водой и купаться в местной речке тайком от родителей, потому что речка грязная, и воды нахлебаешься – вырастет шестой палец на руке. Иногда их забирали на шашлыки, но не на речку, а на озеро, где купаться уже можно было, но недолго, чтобы не замерзнуть и не перекупаться (Васька не верил, что можно «перекупаться», но авторитета у него в этом вопросе не было.).
Потом первого сентября «дачные» рассказывали о своих невиданных приключениях: как проткнули ногу гвоздем и делали прививку от столбняка – сорок уколов в живот! – били крапиву и борщевик, и какие потом растут пупырышки, и как спугнули змею и купались в иле, и потом делали прививку от бешенства, потому что укусила крыса, выбежавшая из-под дома.
И Васька завидовал не зеленой даже, а какой-то бурой завистью, глядя на свои сбитые на гаражах коленки и укус собаки на руке. Даже собаки в городе казались не такими, как на даче – недостаточно свирепыми, не кусачими, так, прикуснут и лениво отпустят, будто и не нужно им это, будто они мальчишек перекусали уже порядочно. Не то что на даче – «Осторожно, злая собака» размером с волка, с волкодава, с жигули, и пасть со ста клыками, и рычит, и лает, и кусает.
Потом однажды летом Ваську отправили в летний лагерь за городом. Там были и речка, и собака, и борщевик, и зеленка, и даже гвоздь. Васька пришел в школу первого сентября во всеоружии – с переводной татуировкой Джеки Чана на плече и рассказом о том, как он забрался на чердак и спугнул летучую мышь. Правда, она его не укусила, к сожалению. Но Ваське все равно завидовали.
Зубы
У