У неё горничная по имени Ям, тот суетится с платьем и знает, что она любит синий и зелёный цвета. Лучше оливковый и изумрудный, голубой на лето, темно-зелёный на самую стужу. Ям несносный зануда и бездарь, но она не замечает того. Напротив, поспорить с ним, как разминка на предстоящий день.
– Миледи, вам лучше подойдет золотистая короткая шубка. Только особы с дурным вкусом могут на оливковое платье просить синий полушубок.
– Ямчик, не беси меня, – прыгала она по стылому полу в одних панталонах. – Именно такие особы задают моду, отлей это в бронзе. И голубую муфточку.
– Ужас, – с кислым лицом ворчал юноша.
– Ужас, это когда ты трогаешь меня своими лягушачьими лапками. Холодно же!
– Миледи, всё отопление Храма на одну вашу комнату. Здесь жарко.
– Упарилась, – мычала она от довольства, погружаясь в тёплое платье. – А мурашки у меня от перегрева. Чего там у нас на сегодня? Ах, да, куча дел. Не знаю даже, как все успеть.
Вилли выскочила за пределы комнат, блеснула роскошным бархатом платья и синим полушубком и неслучайно натолкнулась на бегущего мимо Азиура.
– Медвежонок, – подскочила она и бежала рядом, не отставая ни на шаг, – куда спешишь? Зачем? Когда долг отдашь?
Мужчина нарочито старался ее не замечать, но на последних словах встал, как вкопанный, и уставился на девушку.
– Какой долг?
– Все вы так, спешите обмануть доверчивую девушку, – въедливо подначила она. – Никакого пиетета перед прекрасной половиной человечества. Про долг он забыл. Девичья память у меня, а золото возвращать не хочет он.
– Какое золото? – оторопел мужчина.
– Золотое золото, – нетерпеливо пояснила она. – Ты занимал у меня меру золотом?
– Никак нет, миледи.
– То есть, отдавать отказываемся, – обрадовалась она. – Так и запишем.
– Куда запишем?
– Прямо сейчас и придумаем. Для начала в книжицу. Где моя книжица неоплаченных долгов? Азиурчик, последнее время провалы в памяти такие, что совершенно теряюсь. Запишу пока… что зажал подмышкой?
Магистрат вцепился в книгу, как в родную, упирался, пока она дёргалась с фолиантом у него подмышкой. Но находчивая особа со всей дури наступила ему на ботинок каблуком. Медвежонок взвыл и упустил заветную книгу.
– Ага, – раскрыла она фолиант. – Так я и знала. Магическая ерундень. Здесь и запишем.
И она выдрала из книги десять первых страниц.
– У тебя пера и чернил с собой не найдётся? – невинно хлопнула она ресницами. – Я же вечно забываю с собой прихватить.
– Ничего я вам не должен, миледи! – взревел магистрат.
– Азиуряша, ты меня пугаешь. Зажал две меры золотом. Тебя в детстве не до любили? Роняли часто? Лишали сладкого? Потому ты не любишь долги отдавать?
– Не вижу связи…
– Ты хочешь об этом поговорить? – сощурила она внимательные глазки, прижимая к груди останки книги. – Не стесняйся, здесь все свои. Выворачивай душевные карманы перед тетушкой Вилеттой. Детские травмы они такие, их нужно сразу дожимать. Чтобы, как говориться, закрепить результат.
– Результат чего? – рявкнул мужчина.
– Медвежонок, да у тебя приступы неконтролируемой агрессии, – вытаращила она глаза. – Лечиться нужно. Срочно.
Мужчина попытался вырвать книгу и сбежать, девушка отчаянно сопротивлялась и вопила:
– Стой!
Магических артефактов у неё при себе нет, да она и не помнит, есть ли у неё собственные кристаллы. Но те всегда находятся у магистратов и работают столь же исправно, как если бы покоились на ее руке. Азиур дернулся и рухнул на пол спиленным деревом. Девушка испуганно прижала книжицу к груди.
– Три меры золотом снова не вернул, – подвела она итог и перешагнула через тело.
Откровенно говоря, жизнь в Храме ей нравилась. Здесь отчего-то нет женщин, и она почти на вершине всеобщего внимания. Все обитатели дома спешат ее обойти и оббежать, а лучше развернуться и скрыться прямо по коридору. Те несчастные, что имеют неосторожность столкнуться с ней нос к носу, становятся еще более несчастными.
– Зельтиурчик, барсучок, чем занимаешься? – ворвалась она в святая святых верхнего этажа Храма.
Старик вздрогнул и привычным движением убрал со стола бумаги и кристаллы. Обычно у него складывается из бумаг управляемый хаос, но в присутствии этой особы хаос сразу становится неуправляемый.
– Миледи, доброе утро, – пробасил он и невольно прижался к спинке кресла максимально подальше от гостьи.
– Доброе оно не для всех, – счастливо улыбалась девушка от уха до уха. – Азиурчику снова дурно стало. Не знаю даже, может у него падучая? Как считаешь, может нам его сдать в лечебницу? На опыты?
Высший магистрат понятливо кивнул.
– Разумеется, – охотно согласился он, чтобы она поскорее закончила с тем, с чем пришла.
– Так