Фрагменты Нобелевской лекции. В пустоте. Сергей Шинкарев. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Сергей Шинкарев
Издательство: Издательские решения
Серия:
Жанр произведения:
Год издания: 0
isbn: 9785006201187
Скачать книгу
зад – я стоял посередине такой же огромной пустоты, абсолютно один, также глядя в тёмную неизвестность. Я смотрел в неё с оцепенелым ужасом, потому что пришло время выходить. Мой друг Виталька лежал, пьяным до беспамятства, этажом выше. Я обещал сломать ему ключицу, но не справился с первого удара – попал в мягкие ткани. На такой случай у нас была договорённость, священное мужское слово, которое я дал до того, как мы начали пить две бутылки водки на двоих: если не сломаю ключицу, сломаю руку.

      Виталька не хотел идти в армию, не понятно почему. Я хотел, меня не брали. Наша дружба вообще была странным союзом, потому что он был физически сильным, хитрым, жадным и трусливым. У меня баланс складывался в обратную сторону, за исключением страха – не то, чтобы его было меньше, но он или прятался глубже, или проявлялся позже. На фоне худосочного очкарика-недотёпы, мой почти двухметровый приятель, у которого всегда водились деньги, выглядел безусловным авторитетом – пока я не ударил его колуном в правую ключицу. Мне показалось, удар был точным. По пояс голый Виталька вскрикнул, потерял сознание и сполз по забору на снег.

      Меньше всего я хотел оказаться в этой пустой кухне студенческого общежития, с чёрным провалом выбитого, в недавнем групповом побоище, дверного проёма. Пришло время выходить туда, где на меня навалится бесконечно сложная действительность, такая, какую я ещё не распутывал. Выйти из комнаты, исправить ошибку, сломать Витальке руку – ничего особенного, если не читать хитро сложенные книжки ещё живых поэтов. А потом я уеду очень далеко, возможно даже в другой город, и начну всё заново. Чтобы через много лет шагнуть на эту сцену и снова увидеть перед собой ничуть не постаревшую темноту пустоты. Она – единственное существо женского рода, сохранившее свою молодость рядом со мной. Она дружелюбна. В ней уже нет ужаса. Я растворил его в моей жизни, словно подмоченный карбид в бутылке из-под шампанского, взрыва которого ждёшь так долго, что мама успевает вернуться с работы и начать твои поиски.

      За всё время существования премии Нобелевскому комитету впервые доведётся вручать её задним числом – после того, как вы прочтёте мою лекцию. Таким образом, в этой трагедии мы все первооткрыватели: и хор, которого нет, и герой, существование которого я тоже ставлю под сомнение. Признаюсь, никогда бы не довёл до конца всё мною задуманное, если бы не очаровательные детали вашего ритуала – мороженное и танцы в 22:15. Но, я сам выбрал такую форму компенсации: за свой досадный промах в мягкие ткани; за тоскливое одиночество в пустой кухне общежития; за карбид, который не взорвался – и она не кажется мне избыточной.

      Одна моя блистательная знакомая – из тех, с кем всегда хочется завести интрижку, но не складывается – среди прочих достоинств бесспорного свойства женского туловища, имела опыт пребывания в южнокорейской тюрьме. Не бог весть какой режим, скорее огороженная территория для обманутых мигрантов, но интересна одна деталь: среди полусотни невольниц наша героиня одна имела европейскую внешность. И оказалась в удивительном мире, где человека оценивают авансом. Нелегальные вьетнамские портнихи, которых обманули точно также, считали её принцессой по умолчанию. Она лежала выше и мягче, кушала больше и вкуснее, а ещё за ней ухаживали её азиатские сокамерницы, просто потому что она была белая. И любое её слово становилось либо законом, либо легендой.

      По факту моего рождения я был вьетнамским портным. Но, по совокупности способностей и талантов, другие портные внезапно признали меня белым.

      Дебют случился в детской больнице, где ко мне впервые подбирались люди с ножами. Отец пропадал в дальних рейсах на Магадан, мама работала круглые сутки на разгрузке барж, потому что северная навигация короткая, а Якутия большая – примерно как Аргентина, только ещё больше – и половину этой Аргентины кормила моя мама с коллегами, среди которых была тётя Люба, которой я немного опасался, потому что она была весёлая хохлушка, и мама часто болела после того, как тётя Люба приходила в гости, потому что здоровье у всех разное, а у тёти Любы оно было огромное и она его не боялась тратить. Но, мне их взрослое умение жить ни капли не помогало: у меня опухли гланды, и я лежал в больнице, чтобы с достоинством встретить смерть. Я был готов к ней, потому что прожил на этой земле уже почти четыре года и знал о людях всё.

      Дети вокруг меня орали. Или не орали, но тоже были не подарок. Мне такое общество категорически не подходило, я решил избавить его от хаоса. На второй день моего пребывания в больничных стенах, дежурная медсестра обнаружила тишину в детском отделении. Она вошла. Я читал моим новым друзьям газету. Она спросила:

      – Серёжа, ты это выучил? Или ты читаешь? – и наш публицистический клуб развалился.

      – Читаю, – ответил я, сдержав негативные эмоции.

      Она ненадолго исчезла, чтобы принести журнал регистрации больных.

      – Читай! – сказала тётя в белом, словно она была мессия, а я был люди, в завершающей стадии мессианского процесса.

      Я прочёл ей этот журнал, ровно столько страниц, сколько она хотела, ровно столько, сколько требовалось ей, чтобы осознать бессмысленность происходящего. Помните того индейца,