Самоотверженная любовь. Надежда Тэффи

аха перед этим трагическим «послезавтра» Люлина и отплясывала свои босоножные танцы в чулках и туфлях.

      Да это и не огорчало ее.

      Ее огорчало совсем другое: она любила карты, а трагик не любил ее любовь к картам.

      Она дулась в карты по целым ночам, а трагик дулся на нее по целым дням.

      Возвращаясь под утро домой, она часто заставала его еще одетым, бледного, нервного – он не спал всю ночь. Его раздражает ее позорная страсть.

      Пусть она знает раз навсегда, что, пока она резвится за ломберным столом, он, бледный, тоскующий, с горькой улыбкой отчаяния, бродит один по темным комнатам и спрашивает у белеющего за окном рассвета: «Быть или не быть?»