Арабские сказки. Надежда Тэффи

      Осень – время грибное.

      Весна – зубное.

      Осенью ходят в лес за грибами.

      Весною – к дантисту за зубами.

      Почему это так – не знаю, но это верно.

      То есть не знаю о зубах, о грибах-то знаю. Но почему каждую весну вы встречаете подвязанные щеки у лиц, совершенно к этому виду неподходящих: у извозчиков, у офицеров, у кафешантанных певиц, у трамвайных кондукторов, у борцов-атлетов, у беговых лошадей, у теноров и у грудных младенцев?

      Не потому ли, что, как метко выразился поэт, «выставляется первая рама» и отовсюду дует?

      Во всяком случае, это не такой пустяк, как кажется, и недавно я убедилась, какое сильное впечатление оставляет в человеке это зубное время и как остро переживается самое воспоминание о нем.

      Зашла я как-то к добрым старым знакомым на огонек. Застала всю семью за столом, очевидно, только что позавтракали. (Употребила здесь выражение «на огонек», потому что давно поняла, что это значит просто без приглашения, и «на огонек» можно зайти и в десять часов утра, и ночью, когда все лампы погашены.)

      Все были в сборе. Мать, замужняя дочь, сын с женой, дочь-девица, влюбленный студент, внучкина бонна, гимназист и дачный знакомый.

      Никогда не видела я это спокойное буржуазное семейство в таком странном состоянии. Глаза у всех горели в каком-то болезненном возбуждении, лица пошли пятнами.

      Я сразу поняла, что тут что-то случилось. Иначе почему бы все были в сборе, почему сын с женой, обыкновенно приезжавшие только на минутку, сидят и волнуются.

      Верно, какой-нибудь семейный скандал, и я не стала расспрашивать.

      Меня усадили, наскоро плеснули чаю, и все глаза устремились на хозяйского сына.

      – Ну-с, я продолжаю, – сказал он.

      Из-за двери выглянуло коричневое лицо с пушистой бородавкой: это старая нянька слушала тоже.

      – Ну, так вот, наложил он щипцы второй раз. Болища адская! Я реву как белуга, ногами дрыгаю, а он тянет. Словом, все как следует. Наконец, понимаете, вырвал…