Архиерей довольно бодрым шагом провёл меня вокруг храма, где с задней его части располагался небольшой сад с пышными деревьями и кустарниками. Опустившись на простую деревянную скамью, мы просто сидели и молчали.
Я смотрела на чистое голубое небо, наслаждалась теплым летним ветерком и слушала щебет птиц в кронах деревьев, а священник просто сидел и думал о чём-то о своём.
– Я раньше видел таких, как ты, – неожиданно прервал владыка затянувшееся молчание.
– Таких, как я? – удивленно подняла я на него свой взгляд и встретилась с серьёзными светло-карими глазами, в которых горел ум, проницательность и… снисхождение.
– Да, язычников, – пояснил он, и я еле удержала вздох облегчения.
Мы помолчали снова. А что я могла сказать? Ведь он прав, правда только отчасти.
– Скажи мне правду, княгиничка, будет ли от тебя беда? – взгляд священника изменился и стал цепким и внимательным. Он настороженно вглядывался в моё лицо, словно заглядывал в самую душу.
– Нет, не будет, – тихо произнесла я.
– Не спеши с ответом, подумай хорошенько, ведь от этого ответа зависит многое. Твоя жизнь, моя, жизнь молодого княжича, а возможно и всего княжества. Вера православная ещё не слишком крепка в душах людских. Соблазнов много вокруг. Люди ещё помнят языческих богов, а кое-где ещё теплятся их капища.
Владыка прервался ненадолго, дав мне время осмыслить им сказанное.
– Ты с молодым князем повенчана перед богом и людьми. Но ежели Господь наш всемилостивый сразу не изгнал тебя из храма своего, то и мне, простому смертному, то невместно. Значит надо так, а мне смириться надобно, на всё воля Божья, а она мне не ведома.
От каждого, произнесенного им слова по моей спине пробегался холодок. Разговор принял настолько неприятный для меня оборот, что я просто не находила слов, чтобы что-то ответить или возразить. А если сказать было нечего, то оставалось многозначительно молчать.
– Ты, видимо, не поняла ещё всей серьёзности своего положения, – тяжело вздохнув, произнёс владыка, – Ты – жена будущего правителя. От тебя теперь зависит многое, в том числе и его жизнь. А ежели ты супротив веры пойдешь, да ещё и княжий род настраивать станешь, то в государстве раскол произойти может. Государство и люди в нём сильны любовью к земле своей, родине, да верой единой. А раскол веры может обернуться расколом в государстве, в умах и душах людей. А это сродни мору. Так-то.
– Я княжича ни на что не настраиваю, – тихо прошептала я, ошарашенная серьезностью разговора.
– Однако, и не отрицаешь сути своей языческой, – покачала он головой, – А ежели завтра молодой князь, на тебя глядючи, супротив веры пойдет? А за ним и другие?
– Что вы от меня хотите? – не выдержала я его давления, – Скажите прямо.
– Хочу, чтобы пообещала ты, что настраивать супротив веры истинной православной никого не станешь, храмы, молельни и капища