И как Кай не поняла, что сон был предостережением?
Когда Хамако рассказывала о бакэ-кудзире, она зажигала во всей комнате свечи, облачалась в белую робу и вытягивала руки, изображая в этом тусклом свете кита, спасшего от ужасного шторма рыбацкое суденышко. Вместо благодарности за безопасное возвращение домой деревенский староста приказал рыбакам убить кита – ведь его мяса хватило бы на целую зиму. Рыбаки, конечно, отказались.
Когда Хамако добиралась до той части истории, в которой староста выходил на кита с гарпуном, она делала вид, что теряет сознание, и падала на пол. Накрытая своей белой робой, она лежала без движения до тех пор, пока Кай и Киши не приближались к ней на цыпочках и не поднимали ткань. Тогда Хамако вскакивала, а сестры заходились радостными криками. Хамако кружилась по комнате, изображая призрачного кита, который распугивал рыб и нападал на рыбацкие лодки. Это продолжалось до тех пор, пока жители деревни не принесли его убийцу в дар морю. Увидеть призрачного кита – к беде. Морские боги гневаются. Но Киши не заслужила наказания.
«Это я нарушаю правила, – подумала Кай. – Я – плохой близнец».
Что, если кит забрал сестру по ошибке?
Их лодка носилась по морю, казалось, целую вечность, меняя курс всякий раз, как Кай замечала вдалеке водную рябь. Когда солнце поднялось высоко в небо, глаза ее уже горели от боли, а руки отца тряслись от усталости. Мама все так же качалась, плача, – надрывный звук ее рыданий пронзал Кай, будто копье.
– Нужно вернуться и попросить других помочь в поисках! – произнес отец, стирая со лба капли пота.
– Нет! – пронзительно вскричала Кай. – Мы потеряем время!
– Кай, мы останемся в море навсегда, если я не перестану грести, – выдохнул он.
– Тогда позволь мне! – Кай попыталась выхватить у него весла. – Папа, пожалуйста!
Он не выпускал весел, как бы сильно Кай ни тянула. Тогда она опустила руки, схватилась за голову и, повернувшись к морю, издала душераздирающий крик.
– Прости, Кай.
Отец развернул лодку. В глазах его блестели слезы.
Когда умерла Хамако, мама завернула ее тело в полотенце и держала ее в объятиях, пока они не приплыли домой. Кай тогда никак не могла отвести взгляда от пустых глаз тети. Она, казалось, не чувствовала грусти – внутри нее словно образовалась ледяная пустота. Кай не могла поверить в смерть Хамако. Может, она притворяется? Да, должно быть, это так. Как тогда, когда она изображала смерть бакэ-кудзиры. Кай верила, что Хамако вот-вот вскочит на ноги, хитро улыбнется и закричит: «Попались!» Миновало множество сезонов охоты за жемчугом, а пояс тети все так же висел на крюке в комнате, и пустота так и не отступила.
Теперь же Кай будто превратилась в саму боль – хуже, чем тысячи укусов медуз. Ее словно пронзил мечом забредший как-то в деревню солдат – он ведь предупреждал, что, если они не поделятся своим добром, так и произойдет.
Наконец