У жандармов выражения лиц азартные, некоторые улыбаются – они работают и готовы применить своим спецсредства – парализаторы. Но нет команды. У арестованного на лице отчаяние. Он знает, что его сейчас ждет, сознание не может это принять. Это не может происходить с ним. С кем угодно – но только не с ним. И только у подростка в строгой черной форме лицо спокойное, взгляд оценивающий. Глаза выдают незаурядный ум.
– Нет! – истерично взвизгнул сорвавшимся голосом мужчина. Один из жандармов утихомирил арестованного, с шумом ударив ладонью по голове.
Павел прищурил глаза, делая вид, что презирает преступника. На самом деле его охватила жалость. Хотя именно он несколько минут назад обвинил мужчину виновным и велел поместить под стражу. Завтра будет пять лет, как Павел состоит на должности чрезвычайного комиссара по преступности. Завтра ему исполняется 16 лет. Откуда вдруг взялась жалость? Ведь раньше он за собой такого не замечал никогда. Любой преступник виновен и должен быть наказан. Это закон. Мужчину уличили в покупке продуктов питания у нелегальных продавцов. Павел покосился в сторону. Нелегальные продавцы лежат тут же, рядом. Парализованные. Продавцы были пойманы вместе с мужчиной, и приговор им был вынесен моментально – паралич и последующая разборка на органы. Павел – чрезвычайный комиссар. Он вправе вершить правосудие на месте. И никогда он не испытывал жалости. Но что-то в последнее время идет не так.
Мужчина снова закричал:
– У меня дочь больна! Ей нужен бульон для поправки! Она не может выздороветь на одной каше из плюща!
Неожиданно для самого себя Павел поднял вверх руку:
– Стойте – сказал жандармам.
Те с удивлением замерли. Павел обратился к арестованному:
– Чем больна твоя дочь?
Мужчина, почувствовав надежду, затараторил:
– Я не врач! Что-то серьезное! Её лихорадило. Кашель, сопли, встать не может. Врачей нет. Лекарств тоже нет. Её нужно нормальное питание!
– Сколько ей лет? – Павел спросил у задержанного, и при этом строго посмотрел на жандармов, чтобы не посмели подумать о его внезапно появившейся жалости.
– Четырнадцать! – вскрикнул мужчина.
Павел задумался. Он уже остановил свой же приговор, и надо что-то делать. Если он оставит приговор прежним, ему опять весь день будет муторно. Он поднял вверх руку, объявляя новое решение.
– Учитывая обстоятельства, чрезвычайный комиссариат объявляет о помиловании – опустил руку и строго посмотрел на мужчину.
Сразу, как только было объявлено помилование, жандармы отпустили мужчину из цепкого захвата и он упал на колени в дорожную пыль. Жалко уставился на Павла.
– Ты мне не врёшь про дочь? – Павел постарался, чтобы его голос прозвучал страшно. Вроде получилось. Мужчина так отчаянно замотал головой, что мог бы вывернуть шею.
Павел посмотрел на жандармов и снова на мужчину.
– Будешь еще покупать на чёрном рынке!
– Нет.нет.нет!!! – затараторил мужчина.
Павел обратился к старшему Жандарму:
– Крест.
Жандарм встал по стройке смирно, готовясь выслушать приказ:
– Проводи помилованного до дома. Проверь, не врет ли он про больную дочь. Если все правда, оставь им аптечку. Если ложь – даю тебе право именем чрезвычайного комиссариата расстрелять преступника на месте.
– Слушаюсь – ответил Крест и рывком поднял мужчину на ноги, легонько толкнул – Вперед, веди.
Мужчина послушно пошел.
– Эй! – остановил Павел.
Помилованный чуть ли не упал, но его вовремя подхватил за локоть Крест.
– Продукты забери – Павел легонько ткнул ногой валяющуюся на земле в пыли сумку с только что нелегально купленным товаром.
Помилованный замахал руками, пытаясь отказаться от злополучной сумки, из-за которой чуть ли не был превращен в живой труп.
Один из жандармов наклонился, взял сумку и отдал мужчине. Тот крепко в неё вцепился.
Павел вдруг спохватился. Он только что отправил в гетто для нищих всего одного жандарма. Это непростительно для него, ведь он чрезвычайный комиссар и профессионал. Посмотрел на жандарма, который только что поднимал сумку:
– Олегович. Прикрой Креста.
– Слушаюсь – по-военному четко ответил жандарм.
Крест снова подтолкнул помилованного. Мужчина затравлено оглянулся и посмотрел на Павла.
– Спасибо тебе, комиссар, большое – и пошагал дальше, сопровождаемый жандармами.
От этого простецкого «спасибо» стало