За окном быстро темнело. Владимир зажег красивый светильник с плывущими, как волны, разноцветными лучами, и комната переливалась, купалась в этих вкрадчивых, гипнотических лучах, из пурпурной становилась лиловой, затем бирюзовой, янтарной. Девушка в этих таинственных отблесках была просто обворожительна. Она забралась ногами в кресло, уютно свернувшись в нем, как котенок. Но что—то ее беспокоило. Владимир сел напротив, поставил свою кружку с чаем на столик. Этот его странный взгляд, это вдруг наступившее молчание… Теперь он смотрит на нее совсем иначе.
Женственность и чувственность только просыпались в девушке, еще неизведанны были любовные страсти. Владимир годился ей в отцы и считал ее еще ребенком. Но ни с кем другим знакомиться она не хотела, считая Владимира чуть ли не идеалом. У нее никогда не было отца, и она тянулась к нему всем существом. Она не питала надежд на его любовь, это просто не укладывалось у нее в голове: он, ученый, благородный, солидный – и она, тощий нескладный птенец, только что выпорхнувший из родительского гнезда! Ей было достаточно, что он рядом. Но теперь… Что—то неуловимо изменилось, сдвинулось с мертвой точки.
А как они познакомились! Она прилетела в Москву с края света – с Дальнего Востока – и не поступила в институт. Денег на обратную дорогу у нее не было – потеряла, разиня! И матери сообщать не хотела, та и так еле концы с концами сводит с младшими двумя мальчишками, по две смены вкалывает. И вот она сидела на скамейке в сквере у института, зареванная, потерянная. И тут словно само небо послало ей помощь – его, Владимира Алексеевича Карелина, кандидата каких—то там наук, как он ей потом представился. Склонился к ней, участливо и чуть с иронией заглянул в лицо: «Почему такие горькие слезы?» Устроил на работу. Дали общежитие. Иногда навещал, интересовался успехами. У нее на первых порах на работе не все получалось, очень переживала, и он всегда мог ободрить, найти нужное слово. Застенчивая, угловатая, неброская, она под его ненавязчивым руководством вырастала в собственных глазах. Она уже не размахивала руками при разговоре, не хохотала во весь голос, стала следить за своей внешностью, походкой, манерами, хотя он никогда не делал ей замечания, не поправлял ее. Как—то все это происходило без его прямого участия, но для него, хотя она этого не осознавала.
И вот теперь, в эту минуту она вдруг поняла, что красива, и что он смотрит на нее с каким—то новым интересом, даже удивлением.
Заметив ее смущение, Владимир как—то загадочно улыбнулся, поднялся с кресла и подошел к фортепьяно. Сел на крутящийся табурет, открыл крышку и замер, словно прислушиваясь к чему—то. Руки его коснулись клавиш, и полилась, заискрилась чарующая мелодия.
Как, он еще и играет?! Это был сюрприз. Заинтригованная, Вера подошла, встала рядом в немом изумлении, чтобы видеть его руки, выражение его лица. Владимир предстал для нее