I
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ НА ОДНУ ТЕМУ
Литературоведческий этюд
1. Николай Рубцов и Андрей Вознесенский
Поэт двулик. Ходасевич так и написал:
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог.
А задолго до Ходасевича о двуличии поэта писал Пушкин:
ПОЭТ
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…
Даже у поэтов, подобных Блоку, которые и в быту, когда бог искусств не требует приношений на свой жертвенник, ведут себя не как «дети ничтожные мира», сквозь высокое поэтическое то и дело прорывается человеческое:
Простишь ли мне мои метели,
Мою поэзию и мрак?..
Поэтому всегда любопытно читать и сравнивать стихотворения разных поэтов на одну тему. Сразу становятся доступны сознанию не только разница творческого метода и стиля, но и чисто личностные различия авторов. Конечно, между лирическим «я» в произведениях и «я» автора как личности есть разница. Но так как поэтическое слово чувственно и многозначно, контекст позволяет выявить определенные направления мыслей и чувств чисто человеческой ипостаси автора.
Тема двух рассматриваемых стихотворений самая банальная, на эту тему написаны десятки тысяч произведений, – расставание с женщиной. Авторы стихотворений – известные поэты, стилистические системы их исследовались во множестве работ. Поэтому, лишь вскользь касаясь стилистики текстов, можно сосредоточиться на их семантике, на том смысле, которой при прочтении извлекается из созданных авторами поэтических образов, чтобы уяснить особенности авторского мироощущения и миропонимания.
Первый автор – Николай Рубцов, рассматриваемое произведение стихотворение «Прощальная песня». Проследим за мыслями Рубцова, которые являются нанизывающими поток лексики стержнями, на которых держится образ.
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
Стихотворение начинается с мысли-предположения, с предвидения, раскрывающего и мрачную картину северного предзимья. В следующем катрене развивающаяся мысль являет и других героев:
Мать придет и уснет без улыбки…
И в затерянном сером краю
В эту ночь у берестяной зыбки
Ты оплачешь измену мою.
Здесь дается предполагаемое душевное состоянии тёщи (употребим здесь привычное для героев слово), которой, конечно же, нечему радоваться, если ее дочь остается одна. Далее сообщается о предполагаемом чувстве дочери – женщины, остающейся одинокой, да к тому же и с ребенком на руках: как всякая русская женщина, она попытается выплакать свое горе. Это всё эмоции, но восьмая строка вводит в образ и моральное смысловое измерение: «измена» – это вид предательства, зло, грех. Стихотворение начинается мыслью с предполагаемого и неминуемого будущего, но в следующем катрене, как это бывает у любого человека, очень естественно герой вспоминает прошлое:
Так зачем же, прищурив ресницы,
У глухого болотного пня
Спелой клюквой, как добрую птицу,
Ты с ладони кормила меня?
Риторический вопрос на первом плане предполагает очевидный ответ: кормила, потому что любила. Но в перспективе будущего возникает второй бытийный план: почему же порядок вещей таков, что любовь не спасает от расставания? И, опять-таки, возникает моральный план: кормила, «как добрую птицу», хотя птица на деле не приносит добра «руке дающей». Затем посредством прямого риторического обращения мысль автора выносит нас из прошлого в настоящее:
Слышишь, дождик шумит по сараю?
Слышишь, дочка смеется во сне?
Может,