Гончаров зашипел и, чуть прикусив нижнюю губу, замер.
– Вот так, – удовлетворенно пробурчал пожилой эскулап. – Во-о-т. Ага-а! Теперяча хорошо-о. И петельку еще тут затянем. Сильно полотном зажимать я этот шов не буду, так, сверху его только чуток покрою, пущай уж рану маненько холодит, и воздух к ней свободно подходит. А то ведь ежели ей завернутой жарко будет, так она и мокнуть тогда начнет, кровениться, не дай бог, еще и гниль в ней зародится с того. Смотри только, Тимофей, чтобы туда никакая грязь вовнутрь не попала, это тебе ведь не рука или там нога, чтобы их просто так вот взять да отрезать. И это, не береди ты ее, шолобродный, ну говорил же не раз уже тебе! Я вот Луке Куприяновичу точно теперь нажалуюсь. Виданное ли это дело, чтобы из мушкета да с такой-то вот раной бабахать!
– Да ладно тебе, Акимович, ну вот не надо никому и ничего говори-ить, а-а? – протянул Тимофей просительно. – Обещаю, что непременно теперь я буду беречься. – Вот истинный крест! – стянув с головы колпачную фуражку, размашисто перекрестился молодой драгун. – Ну кто же знать мог, что мы в этом разъезде на дозор эриванцев вдруг наткнемся? С ущелья с ребятами выезжаем, а тут нате вам, пожалуйста, они прямо в ста шагах от нас у самого ручья стоят. Ну, вот и постреляли по ним немного.
– Угу, немного, – нахмурился лекарь. – Вижу я, как немного, синяк-то вон каков от приклада на плече?! А вот коли в гошпитале бы ты сидел, так и не пришлось бы тогда и вовсе даже из мушкета бабахать! Нет, Тимка, точно я на тебя нажалуюсь вахмистру.
– Поликарп Акимович, тут вам это, тут вот от меня и от всей артели за Устима, с благодарностью, – Гончаров застегнул мундир и пододвинул ближе к лекарю небольшую полотняную торбу. – Вы уж не откажите в любезности, за мое и за Устимкино здоровье откушайте.
– Чего это у тебя здесь такое? – нахмурил густые брови пожилой лекарь. – Ничего мне не надобно, и так все есть!
Сам же протянул руку к мешку и, нащупав под грубой тканью кувшин, с лукавым прищуром взглянул на молодого драгуна.
– Арцах это, Поликарп Акимович, из тутовых ягод его гнали, сам-то он о-го-го какой крепкий, однако же и мягонький, – с легкой улыбкой проговорил Гончаров. – У Вагана хромого, что у Тифлисских ворот лавку держит, был он выделан. Ребята, кто его пробовал, говорят, что просто чудо как он хорош! И голова потом с него совсем не болит.
– Ну, ежели у Вагана делан, тогда да-а, тогда ладно, – лекарь вздохнул и задвинул торбу под лавку. – Тем более сам ведь только что сказал: за здоровье это. Тут как бы грех тогда отказываться. Ладно, ступай уже, Гончаров, ступай, мне тут того, мне это самое надо. Дел у меня еще здесь немерено, а тут вон ты над душой стоишь – отвлекаешь. Значится, через день сюда снова придешь и опять свой шов покажешь. И это, ты смотри у меня, Тимофей! Чтобы рану опять не тревожил – а то я ведь точно кому надо нажалуюсь! – и, погрозив вслед уходящему кулаком, полез другой рукой под лавку.
От полкового лазарета до места квартирования отделения было недалеко, и совсем скоро Гончаров нырнул с улицы в калитку обнесенного каменным забором дворика.
– Тимох, подмогни! – кашеварящий на уличном очаге Наум махнул рукой подходящему товарищу. – Пущай этот покамест рядом попреет, а сюда вот, на самый жаркий огонь я лучше сейчас щи поставлю. Там-то они уж больно долго готовятся, а то ведь еще маненько, и уже совсем скоро сама каша поспеет.
Драгуны крякнули, поднатужились и, обхватив руками с двух концов толстую палку, вставленную в дугу, перенесли большой медный артельный котел на соседний очаг.
– Вот так оно совсем ладно теперяча будет, – удовлетворенно проворчал дежурный кашевар, покидывая под днище полешки. – Ну что, проведал Устимку? Как он там в лазарете? Чего лекаря́ вообще глаголят, скоро ли они его совсем от себя отпустят?
– Да ничего они там не говорят, – отмахнулся Тимофей. – Огневицы, дескать, больше у него уже нет, рана совсем чистая, и теперь только лишь время нужно, чтобы он совсем излечился.
– Излечится, ничего, Устимка – он мужик крепкий, – сказал со вздохом Наум. – Мы с ним еще с самого начала, с рекрутского депо дружны, с того времени, когда наш полк в Тамбовском наместничестве на квартирах стоял.
Скрипнула дверь, и наружу из занимаемого отделением дома вышли пятеро драгун во главе с младшим унтер-офицером Сошниковым. Ефим Силович глубоко вдохнул в себя февральский холодный воздух и пожевал губами, словно бы пробуя его на вкус.
– Чего, Наумка, небось, еще часок времени тебе надобно, да? А так-то уже скусный дух от варева идет.
– Час – это уж точно нужно подождать, Силович, – подтвердил артельный готовщик. – Щам бы оно, конечно, рановато еще пока до готовки, а вот кашку, ее уже и снимать даже можно, но уж лучше ей маненько на самом слабом жаре, на углях потомиться.
– Ну ладно, ладно, ты это, Наумка, ты давай-ка готовь и не спеши лучше, мы ведь тебя совсем не торопим, – сказал с улыбкой отделенный командир. – А то вдруг опять, как в прошлый раз у Ваньки получится. Только порцион, зараза, перевел. Пойдемте, братцы, лошадей пока обиходим, как раз до самого ужина с этим делом поспеем.