Не отмерено кем-то и согласие не получено,
Ни на земле, где всегда царит равнодушие, –
Да, видимо, и на небе, где тоже есть серые и заблудшие –
Ангелы падшие, пасущие такие же души.
А может, зависть и злость давит кого-то и душит?
А может, хочется унизить поэта и мольбы его слушать…
Этим, кто подписывает бумажки и дарует визу,
Ставит штампики с серьёзным лицом для вида.
А за этими корочками и маленькими листочками
Чья-то жизнь понапрасну перечёркнута строчками,
Обретающими жуткий смысл своей каллиграфией.
Для кого-то рутина, а для него приговор – эпитафия.
Для поэта, давящегося сухими слезами,
Проглотившего стон, уткнувшись в подушку глазами.
И сердце, почти задушенное инфарктами,
Да и без них ранимое и битое разными фактами.
Фатально преподносимые и горестно ожидаемые,
Но всегда невыносимые и скандальные!
Тебе что-то подарено и отобрано что-то,
Как оценить дары и то, что ушло безвозвратно?
И это не подтвердить математическими расчётами,
И не обсудить при личной встрече – приватно.
А может, вымолить у гадалки и звездочёта
Или сухими щелчками сбросить костяшки на счётах…
Вот мне, к примеру, уже пятьдесят девять.
А что он, Иосиф Бродский, сумел бы сделать
За подаренные ему, а не мне три года?
Будь это милость божия или просто природа.
Случай, желание или уже усталость.
А три года – целая тысяча дней или всё-таки малость?
В нашем водовороте и безумной гонке событий.
Не скажет никто… и зачем? Всё равно нам не быть… им.
Поэзия как зеркало души –
Ей не нужна молва аудиторий:
Общенье, книги, пестрота историй…
Услышал – если сможешь, напиши.
Образование Есенина – семь классов,
И Пушкин аттестатом не блистал,
В ученье Маяковский не был асом,
А Бродский, не осилив восьмилетку,
Одет во фрак и белую жилетку,
В Стокгольме с блеском лекцию читал,
Как лауреат словесности изящной.
Так, значит, дело не в учёбе зряшной,
Феномен в чём поэта, подскажи:
В начитанности, света предпочтеньи,
Ведь точно не в зубрежке и ученьи,
А может, в состоянии души?..
В незримом, чутком, остром восприятии
Того, что неподвластно общей братии,
Весь интерес которых в прибылях лабазных?
А здесь – и лёгкость, и особенность ума,
И тонкость мыслей, чувств разнообразных,
А может, здесь виновница она –
Та женщина: любовь, подруга, муза,
Которой, кажется, поэт любезен стал,
С которой он взойдёт на пьедестал
Иль будет мыкаться и станет ей обузой…
Не знаю и не подскажет вам никто,
За что боготворим и любим их …поэтов,
За жертвенность, за ранние уходы,
За неуменье жить, терпеть невзгоды …эстетов.
За то, что пишут до петли, до выстрела в висок,
На дюйм от смерти и на волосок.
Их любят женщины, за ними ходит слава,
Но это всё пустое – суета, отрава!
Со временем вскипит и выйдет боком,
Так популярность нам грозит уроком –
Дороже, уваженья, денег, криков «браво»,
А муза как пришла любовницей, забавой –
Так и уйдёт, оставив вас ни с чем,
Ну разве несколько томов помогут тем,
Кто прочитает, вас понять и оценить,
И струн аккорд прощально отзвенит…
Портрет
У меня стойкое дежавю последнее время.
Помню книги, прочитанные давным-давно.
Например, Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея» -
Копия нашего времени, ну просто одно в одно…
Как и там персонаж «замороженный» не стареет,
И портрет его никому не показывают.
А книгоманы знают, что он, как зараза, дремлет.
Стоит на мольберте под тряпкой, смердит и преет,
А его «дубликату» спа и подтяжки лица заказывают.
Копит