О ней, о городе-герое Сталинграде, о доме, который носит имя сержанта Павлова, я рассказал в этой книжке.
1
Когда фашисты ворвались в Сталинград, каждый дом был превращен в крепость. Бывало, в первом этаже засядут враги, а со второго этажа их бьют наши. Ворвутся фашисты в прихожую, а наши стреляют в них из кухни.
Бились не только за каждую улицу и за каждый квартал, но за каждый дом, за каждую квартиру, за каждую комнату. Был приказ: «Не подпускать к Волге фашистов! Сталинград врагу не сдавать!» Над городом висела пыль, смешанная с дымом.
Рвались снаряды и бомбы, поднимая тучи земли, мусора, песка, штукатурки. Домá рушились, тряслись мостовые и тротуары, будто во время землетрясения. Днем было темно от гари, дыма и пыли, а ночью то и дело вспыхивали огни, и становилось светло от прожекторов, ракет и разрывов.
В один из таких тяжелых дней сержанта Павлова вы звал командир полка. Командир сидел, склонившись над планом города. На плане были помечены одним цветом дома, занятые фашистами, и другим цветом – дома, которые оборонялись нашими. А между этими цветными крестиками на карте стоял дом, ничем не помеченный. На него-то и показал острием карандаша командир полка.
– Разведайте, что происходит в этом четырехэтажном доме на Пензенской улице! – сказал он сержанту Павлову.
Приказ был коротким, ясным и точным. Как всякий приказ. Но, прежде чем отдать этот приказ, командир многое обдумал и взвесил.
Нет большей опасности, чем идти в разведку, не зная, враг ли, друг ли ждет тебя. А в четырехэтажном доме, расположенном напротив командного пункта, была полная неизвестность: наши ли там или фашисты? Стрелять нельзя было, но в то же время каждая дверь могла таить за собой смерть, каждая половица могла взорваться, любая стена – обрушиться.
Кто, не боясь смерти, сумеет проверить этот дом, а по том, если удастся, взять на себя оборону этого дома и удержать его во что бы то ни стало?
Перед полковником стоял человек чуть ниже среднего роста, с виду не сильный, самый что ни на есть обычный. Полковник знал: получив приказание, сержант Павлов не будет задавать вопросов, а тут же повторит приказ и скажет: «Есть!»
Так оно и было.
– Есть разведать, что происходит в четырехэтажном доме! – ответил Павлов, взяв под козырек.
Полковник поднялся, подошел с сержантом к ступенькам, ведущим из командного пункта наверх; прощаясь с Павловым, крепко сжал его руки своими большими ладонями:
– Желаю удачи, Яков. Понятно?
– Понятно, товарищ полковник.
Лишних слов сержант Павлов говорить не любил.
Через минуту Павлов полз по разбитому и вывороченному асфальту, точно медленно плыл в густой, темной воде. Было сумрачно и как бы туманно.
В пяти шагах от Павлова ползли трое солдат, которые вместе с ним отправились в разведку. Но они не видели своего командира – так плотно вечерние сумерки и дымный туман прикрывали разведчиков. Их маскировочные халаты сливались с развороченной мостовой, закопченными тротуарами и дымно-серым воздухом.
Так, скрытые темнотой, приползли разведчики к четырехэтажному дому. Прислушались. Где-то за несколько кварталов отсюда хлопали выстрелы, а здесь была тишина.
Солдаты подползли к Павлову, и все вчетвером бесшумно спустились в подвал первого подъезда. Пролети здесь муха – можно было бы услышать шум ее крыльев. Разведчики и двигались и дышали совершенно беззвучно.
Но – чу! – в доме кто-то есть. За дверью подвальной квартиры Павлов услышал звук. Что это? Не то ветер в оконной раме свистит, не то стонет или сопит во сне человек…
Сержант поднял руку, и солдаты застыли, будто превратились в статуи. Слегка пригнувшись, Павлов приложил ухо к двери. И тут он ясно услышал, что это не ветер, а человек, который чуть слышно мурлыкал себе под нос:
Баю-бай,
Баю-бай!
Испеку я каравай.
Баю-бай,
Баю-бай,
Баю-бай!..
Где-то невдалеке ухнуло, зашуршала осыпающаяся штукатурка, и снова стало слышно, как напевает женщина, укачивая ребенка.
Колыбельная песенка? Здесь, в этом доме? Не почудилось ли?
Сержант взглянул в щелочку и увидел женщину. Раскачиваясь из стороны в сторону, она напевала:
«Баю-бай…» «Похоже, что наша», – подумал Павлов.
Когда разведчики вошли в комнату, женщина вскрикнула, нагнулась над ребенком, прикрыв его собой, но тут же подняла голову. На глазах у нее были слезы:
– Наши! Родные мои!
– Тсс… – Павлов приложил палец к губам. – Где они?
– Тут. Рядом. Во втором подъезде…
Ребенок во сне застонал, и мать пригнулась к нему, укачивая и снова напевая:
– Баю-бай! Баю-бай… Спи, доченька. Спи, Светочка… – Потом женщина посмотрела