Падать с табуретки Егорушка вовсе не собирался. Более того, даже не знал, что такое возможно. Если раньше он оказывался на этом предмете мебели, то по воле родителей. Его водружали на табурет, он читал стишок или показывал на карте Киев, Минск и Ледовитый океан. Затем отец или мать снимали сына и ставили благополучно на пол.
А когда приехали в Хабаровск и стали жить у бабушки Марии, тут-то оно и приключилось.
Много чего нового увидел Егорушка в той поездке – и паровоз, и вагоны, и высокие дома. Наверняка увидел бы ещё больше, если бы не эта беда.
По утрам надо умываться, желательно самостоятельно. Мать ставила сына на табуретку возле умывальника, наливала в рукомойник тёплой воды и говорила: «Давай хлюпайся!» Егорушка принимался поддевать ладошками сосок и мокрыми пальцами тереть заспанные глаза. Они делались большими и хорошо видели бабушку, хлопотавшую в кухне. Мать стояла сзади и держала сына за бока. Потом она давала ему белое шершавое полотенце, Егорушка промакивал лицо – и дело с концом.
Но в то злосчастное утро Егорушка решил сам умыться, пока мать чего-то там задержалась в спальне. Он наступил на нижнюю перекладину табуретки, поднял коленку, навалился животом на сиденье и очутился наверху. Оставалось только встать и начать действовать дальше. Но произошло неожиданное.
Как только Егорушка распрямился, встав на краю табуретки, та покачнулась – и он полетел вниз, упав навзничь на бетонный пол.
Очнулся Егорушка на постели. Рядом сидела мать и прикладывала мокрое полотенце к затылку. Голова гудела, будто в неё непрерывно стучали соском от умывальника. Глаза у мамы были красные, но слёзы она успела выплакать, пока сын приходил в себя.
Зашёл дед Иван и крикнул тонким голосом:
– Ну что, Кеке-Пуке, грохнулся? Ума не потерял? Ничего, до свадьбы заживёт!
Дед Егорушке не нравился. Во-первых, из-за прозвища, которое придумал своему неродному внуку. Чего смеяться над маленькими? Во-вторых, дед мало сыпал сахару в стакан Егорушке, когда пили чай.
Ангел-хранитель витал в то утро над Егорушкиной головой. Малец не убился, но шишка надулась основательная. И что удивительно, носил Егор это «украшение» до самых зрелых лет. На непогоду и в минуты волнения шишка опухала, в голове слышался отдалённый звон. В хорошую погоду и в спокойном состоянии забывал о шишке. А в минуты весёлого настроения шутил, что шишка придала ему ума-разума назло нелюбимому деду.
Зине шёл пятнадцатый год. Самая младшая из сестёр, рыжая и вспыльчивая, она отличалась несносным характером. Да и какой ей было быть, если всю жизнь скиталась с матерью по городам и сёлам с узлами и чемоданами на поездах да попутных машинах, а то и на телегах.
Старшая сестра Нина четвёртый год замужем. В двадцать три года это нормально.
И сын у неё есть, двухлетний Егорушка.
Средняя сестра Валентина,