Спустя века «Мисопогон» (если под этим названием понимать конфликт властителя и его подданных по поводу брадоношения) повторился, но в совершенно ином историческом контексте и как бы наоборот. В конце августа 1698 г. русский царь Петр I вернулся в Москву из путешествия по странам Западной Европы. Пришедшие поздравить его с возвращением бояре были шокированы неожиданной выходкой: взяв в руки ножницы, государь принялся резать их длинные холеные бороды. С этого момента Петр не желал видеть бородачей в своем окружении. Некоторое время спустя последовали царские указы, предписывавшие обязательное брадобритие для большинства мужского населения Московского царства. Знаменитый преобразователь России вел борьбу с брадоношением в империи до конца своих дней: последние распоряжения по этому поводу были сделаны им в середине ноября 1724 г.5, всего за пару месяцев до его тяжелой болезни и смерти. Видимо, в истории не было других таких случаев, когда наделенный абсолютной властью правитель на протяжении четверти века осуществлял столь жесткое преследование бороды в своем государстве. Эта книга посвящена исследованию Русского Мисопогона.
Н. И. Павленко в своей классической биографии «Петр I», изданной в серии «Жизнь замечательных людей» в 1975 г. и с тех пор выдержавшей девять изданий, характеризуя царскую инициативу о введении обязательного брадобрития, выражает некоторую досаду и удивление оттого, что ему приходится, вслед за своим героем, уделять так много внимания столь «ничтожному изменению внешности русского человека»6. Действительно, вся эта история с брадобритием при Петре сегодня кажется неким историческим анекдотом, вряд ли достойным серьезного научного изучения. Автор этой книги, когда рассказывал о предмете своего исследования, не раз наблюдал на лицах собеседников снисходительную улыбку или выражение недоуменного разочарования. Некоторые благожелательные коллеги прямо выражали неодобрение длительному увлечению столь странной и вряд ли достойной серьезного ученого темой. «Конечно, можно написать одну статью, но не книгу!» – говорили одни7. «Это недиссертабельно», – констатировали другие. «Неужели ты не понимаешь, что это мелкотемье!» – восклицали третьи.
Действительно, стоит ли писать книгу о столь «мелкой» инициативе царя-реформатора, которой в биографиях Петра I редко посвящается более пары абзацев, а то и единственное примечание?8 Отвечая на этот вопрос, предлагаю прежде всего задуматься: почему столь «ничтожное изменение внешности» подданных занимало такое важное место в политике Петра? Зачем царю понадобилось вводить обязательное брадобритие в самый напряженный момент Северной войны, когда реализация такой заведомо непопулярной инициативы грозила обернуться (и действительно обернулась!9) опасным внутренним напряжением? И почему противники брадобрития (этого «ничтожного изменения внешности») были готовы жертвовать жизнью (а некоторые действительно это делали) ради того, чтобы отстоять свое право на брадоношение или хотя бы получить возможность убедить царя в его неправоте? Размышляя над этими вопросами, мы должны будем признать: то, что представляется малозначительным для нас, не являлось таковым для Петра I и его современников. Это означает, что данная тема имеет хороший потенциал для выявления инакости людей конца XVII – первой четверти XVIII в., а это для меня является важнейшим свидетельством ее перспективности. Вспомним Роберта Дарнтона, который советовал проникать в другие культуры с помощью анализа непривычных и непонятных для нас представлений и практик:
На языке историков это может показаться банальным предупреждением против анахронизма, однако это предупреждение не грех и повторить, поскольку нет ничего проще сползания к удобному тезису о том, что двести лет назад образ мыслей и чувств европейцев полностью соответствовал современному – разве что с небольшой поправкой на парики