Интерпретация
В узком, специальном значении интерпретация – процедура истолкования текста, то есть акт прояснения его смысла. В течение ХХ века из филологической темы (как это было в XVIII и XIX веках) интерпретация становится постепенно темой философской, не переставая оставаться филологической. Это связано с выдвижением в центр внимания философии и науки ХХ века понятия языка. Осознание основополагающего характера языка объединяет традиционно противоположные трактовки интерпретации – структурно-семиотическую и экзистенциально-герменевтическую. Формирование названных подходов было прежде всего их взаимным размежеванием. Сам смысл (цель процедур толкования) может пониматься либо как информация, которую несет текст, либо как событие, вовлекающее самого толкователя как участника. Иными словами, речь идет о строгом разграничении объектного («объясняющего») знания и знания диалогического («понимающего»). К этой продолжающейся тенденции размежевания, идущей еще от неокантианства конца XIX века, к концу XX столетия добавилась тенденция интеграции этих видов знания. К.-О. Апель писал о том, что объективное объяснение фактов и интерсубъективное взаимопонимание «представляют собой, скорее, «дополнительные» функции познания (в смысле Н. Бора). Они исключают друг друга и предполагают друг друга». Ту же установку афористически точно сформулировал Поль Рикер: «больше объяснять, чтобы лучше понимать». При этом представляется необходимым именно за понятием «интерпретация» закрепить процедуры экзистенциального, диалогического, «участного» (М. М. Бахтин), или «инонаучного» (С. С. Аверинцев), познания, а за понятием «анализ» – строго предметные (специально-научные) техники. Г.-Г. Гадамер напоминал о буквальном смысле выражения inter-pres, «которое подразумевает высказанное между кем-то и кем-то, а также необходимость переводчика-толмача (Dolmetscher), который находится между говорящими на разных языках и через свою «речь-между» соединяет разделенных». Как раз такая посредническая, диалогическая природа интерпретации и нацеленность ее на область «между» делает ее дополнительной процедурой по отношению к монологичному анализу.
Современные представления об интерпретации восходят к классическим определениям В. Дильтея, согласно которым предметы толкования, тексты, суть выражения жизни, или «объективации духа», а интерпретация состоит в процессе распознавания внутреннего смысла по его внешним знакам. Г.-Г. Гада-мер избегает терминов «субъект» и «объект» в соответствии с хайдеггеровской традицией онтологизации понимания. Некоторый субъективизм Дильтея и его концепция понимания как вживания преодолеваются у него с помощью диалогического понятия игры. В этом герменевтика Гадамера сближается с коммуникативной моделью языка и интерпретации позднего Л. Витгенштейна, который отвергал гипостазирование, овеществление смысла, открывающегося лишь при работе языка – в том, что философ называл языковыми играми. Понятие смысла ставится, таким образом, в зависимость от речевых (и жизненных) ситуаций. В этом и состоит суть экзистенциально-герменевтической его трактовки. Применение термина «игра» к процедурам интерпретации ни в коем случае не подразумевает произвольность этих процедур. Напротив, интерпретация, как и игра, понимается базирующейся на непреложных правилах. Это представление о правилосообразности толкования сопровождает герменевтику на протяжении всей ее долгой истории.
В интерпретации художественных текстов особенно важной оказывается разница между значением, готовой, опознаваемой семантикой, отсылающей толкователя к конвенциям языка, к толковому словарю, и, с другой стороны, смыслом, который несет конкретный текст и уникальное речевое (и жизненное) событие. Понимание значения какого-то слова отделяет его от текста и делает общим для любых текстов на данном языке. Понимание же смысла слова, наоборот, заставляет связывать его с другими словами именно и только в данном тексте. В процессе интерпретации должны учитываться, конечно, обе эти стороны семантики. С. С. Аверинцев писал о комментарии как прототипе всех форм филологии. Независимо от разнообразия видов комментариев, большинство их тяготеет в основном к объяснению значений, к глоссариям, толковникам. Интерпретация в них прерывается, едва начавшись, именно потому, что комментарии носят, как правило, центробежный характер, объясняя отдельные «места» текста порознь. Малейшая перекличка, зацепка, «касание» деталей рождает «замыкание» цепи толкования смысла. Это последнее всегда «цепь», ассоциация деталей, переход от части к целому и обратно. Комментарий же обычно носит не круговой, а линейный, «постраничный» характер. Поэтому он и необходим, и недостаточен.
Указание на круговое движение интерпретации, о чем писали в Германии в начале XIХ века, заставляет вспомнить о символической, обобщающей природе интерпретируемого художественного произведения. П. Рикер утверждал неразрывность понятий «символ» и «интерпретация». Гносеологическая сторона интерпретации соответствует онтологической: понимание идет всегда по кругу именно потому, что сама символическая художественная реальность имеет структуру взаимной репрезентативности целого и части.
Интерпретация представляет собой, во-первых, выявление содержательных